Каждый кровавый обстрел России оставляет после себя страшные последствия: разрушенные дома, изувеченные люди и погибшие. Такими фото мы делимся в соцсетях, чтобы показать миру жестокость врага и разрушить мифы о “миротворческих” инициативах Путина.
Но где тонкая грань, когда распространение такого контента негуманно в отношении пострадавших и их родных? Как правильно публиковать такие фото рассказала директор Института массовой информации (ИМИ) Оксана Романюк.
Распространение страшных фото после обстрелов: уместно ли это
Медиаэксперт отмечает, что журналисты не должны эксплуатировать страдания. Для этого существуют правила, регулирующие нравственную подачу информации о смерти.
Журналистам нельзя показывать голых мертвых людей, тела мертвых детей, оторванные конечности, лужи крови и другие шокирующие элементы.
— И даже эти правила не истина, потому что все всегда зависит от отдельной ситуации и контекста. К сожалению, сейчас несется некоторый тренд под названием: “если вы не запрещаете изображение мертвых тел — вы негуманны”. Боюсь, проблема намного сложнее персонального горя, — добавляет Оксана Романюк.
Она напоминает, что мы имеем дело с военными преступлениями, требующими фиксации и общественного осмысления.
Правду о зверствах нужно не только знать, но и видеть. Иначе это отрицание преступления. Я, конечно, говорю о фиксации с учетом действующих норм этики военного репортажа.
Умалчивание же и визуальная цензура смерти — это определенная краткосрочная форма психологической защиты от войны. Однако в долгосрочной перспективе, если создать стерильное информационное пространство, это чревато вытеснением, табуированием темы войны и деперсонализацией жертв.
— И как следствие будет способствовать коллективной амнезии. Что в свою очередь уже будет являться угрозой нацбезопасности.
Оксана Романюк считает важным, что люди репостят фото с последствиями обстрелов россиян. Во-первых, они получают информацию преимущественно из соцсетей, а репосты являются одним из основных способов информирования общества об убийствах, например безоружных военнопленных. Это сплачивает украинцев в противостоянии преступлениям россиян.
— Во-вторых, репосты — это форма переживания травмы. Уверена, что люди, которые репостят плачут и сочувствуют, а не делают это, чтобы насмехаться. Насколько я помню, травмотерапия начинается не с ухода от боли, а с признания и проживания.
Так что репосты могут стать инструментом коллективного исцеления, а не повторной травматизацией или неуважением.
Документирование преступлений: какие ограничения есть для журналистов
Фотографы, документирующие преступления, во многих случаях опираются на материалы журналистов. Изображения, снятые независимыми журналистами, а не государственными структурами, имеют очень высокую доказательную ценность.
— Есть опыт стран, прошедших через геноциды, тоталитарные режимы до нас: Руанда, Германия. Там визуальный архив трагедий был очень важен и способствовал общественному переосмыслению.
Что касается законодательства, то Оксана отмечает, что приватность — это важное право человека. Но в условиях войны, когда речь идет о фиксации различных преступлений, нет возможности защищать приватность так, чтобы это перечеркивало общественный интерес.
Поэтому в этом случае нужен разумный компромисс между приватностью и общественным интересом, который все равно невозможно четко зафиксировать, ведь все зависит от ситуации.
— Этическая публикация — это публикация с контекстом, предупреждением в заголовке, при необходимости с блюром или без узнаваемых черт личности, с соблюдением человеческого достоинства, — напоминает она.
Публикация страшных фото может повлиять на нас больше, чем кажется. Психолог объяснила, что делают с нами такие фотографии.
А еще у Вікон есть крутой Telegram и классная Instagram-страница.
Подписывайся! Мы публикуем важную информацию, эксклюзивы и интересные материалы для тебя.