Спасение жизни и восстановление идентичности: пластический хирург Дмитрий Слоссер об эстетических и реконструктивных операциях во время войны

Виктория Мельник журналист сайта
Даниэла Долотова выпускающий редактор сайта
Дмитро Слоссер

Полномасштабную войну в Украине во многих аспектах сравнивают с Первой мировой: невиданной жестокости битвы, применение врагом химического оружия, позиционные бои, жизнь от окопа к окопу и множество раненых как военных, так и гражданских.

Именно тогда более ста лет назад пришлось искать новые способы справиться с вызовами своего времени. И пока на фронте начинали появляться невиданные ранее технологические достижения как танки, оказавшие существенное влияние на ход боевых действий, в тылу — пытались найти способ помочь людям выжить.

В эти непростые времена, когда люди получали травмы лица, подавляющее большинство даже не спасали, потому что считали: нет лица — нет человека. Да и те, кто уцелел в бомбардировках, но потерял свой привычный внешний вид, часто заканчивали жизнь самоубийством, ведь были уверены: потеря лица — потеря себя, своей идентичности. Спасти их помогла реконструктивная хирургия, к которой обращаются и современные специалисты, как Дмитрий Слоссер.

Утрачивают свою идентичность, или же наоборот, получают ее благодаря пластике и другие пациенты и пациентки. И предел между этими понятиями достаточно тонкий, ведь зависит от качественной работы хирурга и его ответственности.

Потому Вікна пообщались с украинским пластическим хирургом, врачом высшей категории, Заслуженным врачом Украины Дмитрием Слоссером об эстетической и реконструктивной хирургии как в гражданской жизни, так и в условиях полномасштабной войны.

От вопросов, как выбрать пластического хирурга и почему хирург может отказать в операции, до историй, наиболее поразивших в работе с пострадавшими от войны пациентами, — читай в интервью Вікна-новини.

Пластическая хирургия: какой она бывает и кто обращается чаще всего

Хотим начать с общего: скажите, с какими запросами к вам чаще всего обращаются?

Есть много людей, которые не понимают понятия пластической хирургии. Они думают, что пластическая хирургия, это только о красоте и эстетике: груди, носе и т.д. Но это не так, — отмечает Дмитрий Слоссер.

Существует понятие пластической хирургии, охватывающее также реконструктивную хирургию и микрохирургию, которая еще и работает над устранением последствий ожогов.

Также следует отметить, что в Европе культура пластических операций более распространена и менее стигматизирована. Поэтому пластические хирурги в Европе и мире умеют и знают больше, чем среднестатистический хирург в Украине.

Расскажите, какие операции могут делать пластические хирурги?

По-моему, пластический хирург — это художник. Пациенты, проходящие пластическую хирургию, также проходят сквозь разное видение человека, у которого есть свои критерии красоты.

Например, есть врачи, которые любят ставить большие импланты, а есть те, кто предпочитает более естественный размер.

Обычно на первой консультации пациент/(ка) не всегда понимает, что ему или ей нужно. Женщина или мужчина могли увидеть что-то на картинке в социальных сетях, для них это — красиво.

Но то, что мы видим на фотографиях, может лично нам не подходить. Ведь все люди индивидуальны, и многие факторы влияют на это, — говорит врач.

Негативным примером работы под копирку, по мнению самого Дмитрия Слоссера, может быть пластическая хирургия в Турции, где работы не отличаются одна от другой. Однако, хирурги в Турции имеют качественное медицинское образование по пластической хирургии, а спектр выполняемых ими операций намного больше, чем у украинских коллег.

Какие операции в пластической и реконструктивной хирургии наиболее сложны?

— Считается, что эстетика намного проще, чем реконструкция. Ведь здесь, кроме обновления красоты, нужно еще восстановить функцию и иногда нехватку некоторых частей тела.

Одно дело — забирать что-то лишнее — горбинку или кончик носа. А в реконструктивной хирургии нам надо иногда работать с отсутствующими частями тела.

Пластический хирург Дмитрий Слоссер делится: в таких случаях врачам приходится искать решения, чтобы придавать объем чем-либо другим. Иногда это делают с помощью хрящей из ребра или ушей. Из них строят каркас, и это очень сложно.

Технически сложны также операции восстановления формы носа, восстановление уха — реконструктивная отопластика.

Такие операции продолжаются по восемь-девять часов, при условии, что их проводят лучшие руки, врачи с безумным опытом. Таких операций делается совсем немного, а врачей с подобным опытом — единицы. Во всем мире таких насчитывается около 200 человек.

Вы часто подчеркиваете, что важно разделять реконструктивную и эстетическую хирургию: какие основные отличия вы можете выделить в этих двух видах операций?

— Эстетические проблемы — когда что-то не нравится, а также возрастные проблемы. То есть эстетические операции устраняют то, что не нравится. Реконструктивная хирургия устраняет врожденные или приобретенные пороки, ограничивающие качество жизни: ожоги, потеря частей тела в результате травмы.

Сейчас популярными стали операции по подтяжке лица и шеи. За последние несколько лет произошли изменения в плане подхода к пластике лица. Я предполагаю, что в ближайшие годы количество подтяжек лица увеличится вдвое. Такая операция стала более безопасной для пациента, а также сопровождается более коротким периодом реабилитации.

Бывает, что уже на второй день после операции пациенты выглядят хорошо. Это новые технологии!

Слышала истории, что к пластическим хирургам приходили не с чужими, а собственными фото, но с использованием разных фильтров. Бывало ли такое у вас?

— Такая практика действительно существует, но в последнее время чаще все же приходят к нам (пластическим хирургам, — ред.), чтобы мы сделали прогнозирование.

Есть такая аппаратура, которая позволяет сделать 3D-модель с четким прогнозом, как будет выглядеть в будущем нос, грудь. С последними, кстати, легче спрогнозировать будущий вид: здесь попадание в желаемый результат высок, а вот ринопластика носа в будущем достигает около 75% от желаемого результата.

Однако чаще всего все же приходят с фото известных звезд или людей, чей типаж нравится. А врач уже советует, подойдет ли это или нет.

Вы говорите о том, что нужно уметь вовремя остановить пациента/(-ку). А что может стать причиной отказа в операции?

— Кроме медицинских противопоказаний, есть еще социальные и психологические. Социальные противопоказания определяются перечнем вопросов к пациенту во время консультации: например, действительно ли это сам человек хочет что-то изменить в себе, или это желание кого-то из близких ему людей?

Ведь часто бывает, что человеку говорит любимый или любимая: “Вот, ты совсем не ухаживаешь за собой!” И она/он идет на операцию ради кого-то, а не ради себя.

Также “красный свет” у меня включается тогда, когда решение о пластическом вмешательстве принято буквально неделю назад.

Кроме социальных есть еще и психологические моменты, как я уже говорил. Есть даже диагноз дисморфофобия: человек не правильно оценивает себя и свое тело. Например, когда очень хрупкие девушки просят сделать им липосакцию — но жира там вообще нет. В таких случаях приходится отказывать.

Также есть пациенты, которые давно принимают антидепрессанты и пытаются решить свои проблемы в отношениях за счет пластической хирургии. Это тоже специфическая категория людей, которым мы часто отказываем.

Сотрудничаете ли вы с психологами или психотерапевтами? Или советуете ли вы пациенту обращаться к такому специалисту?

— Да, я знаю своих коллег, достаточно плодотворно сотрудничающих с психологами. Однако, по моему мнению, это несколько неэтично — предлагать пациенту обращаться к психологу или психиатру. Поэтому опытный пластический хирург и сам должен быть психологом, чтобы понимать, когда следует отказать пациенту.

Иногда также бывают ситуации, когда на самом деле беспокоящую проблему можно решить без вмешательства хирургов, а с помощью косметологических процедур, спортзалов.

В моей практике количество пациентов, которым я отказываю, около 5%.

С какого возраста можно делать пластические операции? Ведь сейчас, к сожалению, часто жертвами боевых действий в Украине становятся дети.

— Есть некоторые проблемы, которые возникают в довольно раннем возрасте. Например, капловухость, из-за чего дети могут страдать социально. Нормальным возрастом для исправления этого считается шесть-семь лет. Именно поэтому такие операции реконструктивные, а не эстетические.

А вот если говорить об эстетике, то такие операции мы начинаем делать с 17 лет. Есть показания, когда стоит вмешиваться ранее, но это ситуативно.

Как выбрать своего пластического хирурга? На что следует обращать внимание?

— Очень сложно выбрать пластического хирурга через интернет или даже видеосвязь. Я советую выбирать непосредственное общение, хоть это и занимает время. Лучше пройти несколько живых консультаций у разных специалистов, чтобы почувствовать “своего” врача.

Очень важно чувствовать, что хирург понимает тебя и прислушивается к твоим желаниям.

Скажите, что может повлиять на результаты операции с течением времени?

— После выписки пациент/(ка) получает рекомендации, которые важно соблюдать. Это могут быть физиотерапия, ограничения в физических нагрузках и т.д. Надо прислушиваться к врачу, он плохого не посоветует, — говорит пластический хирург.

Пластическая хирургия в условиях войны: как врачи спасают идентичность военных

А каких операций стало больше с началом полномасштабного вторжения?

— Здесь трудно дать оценку, потому что есть определенное количество пластических хирургов, выехавших из страны. Возможно, произошло перераспределение рынка. Также часто выехавшие за границу украинки возвращаются сюда для того, чтобы сделать пластическую операцию.

Наша страна воюет. Соответственно количество раненых значительно увеличилось.

Но следует понимать, что на реконструктивную операцию приходят люди, получившие ранения не менее полугода-год назад. К реконструкции травмированной части тела мы можем приступать только тогда, когда она полностью зажила.

Сейчас у нас есть волна тех пациентов, которые были ранены раньше. Думаю, что в ближайшие годы количество обращений по таким операциям будет только расти.

Именно поэтому важно, чтобы профессиональное сообщество пластических хирургов умело делать не только эстетику, но и восстановление.

Следовательно, следует вносить изменения в профессиональную подготовку врачей, ведь этому не уделялось достаточного внимания раньше. Я также буду настаивать на том, чтобы количество учебных часов увеличивалось.

Существует ли практика сочетания пластической хирургии и психологического сопровождения после, например, операции по реконструкции, когда человек учится по-новому воспринимать себя?

— Конечно, особенно сейчас. За границей есть правило штатного психолога, закрепленного за каждым пациентом. У нас, к сожалению, таких специалистов очень мало, не все пациенты получают психологическую помощь.

Сейчас мы принимаем тяжелых раненых и я считаю, что психологическое сопровождение необходимо, ведь операции вносят большие изменения во внешность человека.

Поддержка в таких случаях необходима. Думаю, что то, что делает наше сообщество пластических хирургов, как раз помогает вернуть наших военных в нормальную жизнь.

Надо помнить: даже если что-то случилось, есть хирурги, которые готовы помочь. Как правило, это бесплатно, — отмечает Дмитрий Слоссер.

Сейчас часто вашими пациентами становятся военные. Расскажите об этом опыте, пожалуйста.

— Мы сотрудничаем с Центральным военным госпиталем и другими больницами, поэтому нас приглашают туда для проведения операций. Лично меня знают как врача, который делает операции по реконструкции носа, поэтому направляют с таким вопросом ко мне.

Надо понимать, что часто реконструкция не происходит одномоментно. Иногда это три или четыре операции, — подчеркивает Дмитрий Слоссер.

Какая история пациентов, пострадавших от войны, вас поразила?

— Был военный, с первых дней войны участвовавший в боях. Получил серьезное ранение, потерял нос, не работало одно легкое. Но он участвовал в соревнованиях Ironman — это чрезвычайно сложные испытания — и поэтому он вышел из окружения.

Я еще на операции заметил его сильное желание восстановиться, он хотел преодолеть все.

Меня поражает, что люди, получившие очень сложные ранения, потеряли часть функций — пытаются вернуться к собратьям, снова вернуться на войну.

Конечно, это вдохновляет. Понимание, что ты хоть чем-то можешь помочь. А также готовность коллег принять в этом участие. Это моральная поддержка и усиление желания нести эту миссию.

Планируете ли вы масштабировать эту помощь военным в восстановлении их лиц? Как это еще можно делать?

— Во-первых, это пример: пришло время молодым коллегам помогать. Во-вторых, наш опыт эстетических операций открывает возможности для других коллег, чтобы они могли научиться это делать.

Я понимаю, что не смогу оперировать всех пациентов. Но опыт, который мы получили, я передаю другим. Это и есть масштабирование.

Хотите ли вы что-нибудь добавить, обратиться к кому-то?

— Я всегда при случае обращаюсь к военным: не думайте, что о вас забыли.

Не думайте, что забыли о вашем подвиге. Не ждите. Если есть какие-то проблемы, хирурги готовы бесплатно сделать то, что от нас зависит.


Не менее впечатляет и работа украинских медиков на передовой. Им приходится видеть боль, кровь и слышать крики раненых. Читай об одном дне со стабпункта 24 ОМБр имени короля Даниила.

А еще у Вікон есть крутой Telegram и классная Instagram-страница.
Подписывайся! Мы публикуем важную информацию, эксклюзивы и интересные материалы для тебя.