Исповедь четверолапого. Что мы могли бы узнать об оккупации Ирпеня, если бы собаки умели говорить

Виктория Мельник журналист сайта
Історії Ірпеня очима собаки Кузі

Українська Правда

Наверное, скоро украинские писатели начнут издавать книги-исповеди об увиденном во время войны в Украине. Сотни городов завоют от боли, как умеют завивать только собаки и волки. И если последние привыкли жить в одиночестве и руководствоваться инстинктами выживания, то собаки могли бы рассказать всему миру свои истории, наполненные болью.

Журналистка Лаборатории журналистики общественного интереса Ирина Лопатина познакомила нас с лохматым псом, по имени Кузя. Его дом россияне уничтожили в марте 2022 года. Впоследствии ужасы родного Кузи города разлетятся не только по отечественным, но и по зарубежным СМИ: об Ирпене узнают все.

На его малой родине — улице Давидчука — войска РФ расстреляли более 300 мирных людей.

Но к этому моменту Кузя жил привычной жизнью дворового пса: вернее, не совсем дворовой, а дворянской собаки без хозяина. У Кузи есть порода — тибетский терьер. Со временем его черная, как смола, шерсть сменила цвет на седую.

До войны Кузя никогда не голодал: ему могли прямо с многоэтажек бросать еду. Еда сыпалась на голову — думала голодная собака, когда в марте на ее голову сыпались железки, куски домов, а еды больше не у кого было просить.

Война, продолжавшаяся не вечность, и не миг

В тот день, когда люди бегали с сумками в свои автомобили, Кузя не хотел их догонять. Но он пытался понять то странное слово, которое пропитывало воздух: война.

Войной теперь здесь пахло каждый день. Вместо его любимой хвои, Кузя слышал только дым, порох, смерть и… войну. Если бы Кузя мог говорить, мы бы услышали от него рассказ о домашних собаках и котах, которые бежали от войны наугад: срывались с поводков своих хозяев, или просто искали спасения, когда их бросали на выживание.

Наверное, если бы Кузя мог говорить, он бы еще добавил, что осуждает такие поступки: когда люди покидают своих домашних животных на произвол судьбы. Одно дело — дворовый Кузя, а совсем другое — кошка, никогда не видевшая двора.

От выстрелов Кузя содрогался. Он видел, что дома загораются от попаданий — но не видел рядом мужчин в шлемах на красных машинах, которые обычно эти пожары тушили. Вообще все вокруг стало теперь иным: раньше собаки просились к людям в дома, а теперь — люди к собакам, в подвалы и котельни.

Но люди, так резко потерявшие привычный, ухоженный человеческий облик, не потеряли человеческого нутра: Кузя получал куски пищи, которые теперь двуногие готовили на детских площадках, прямо на костре.

Кузя видел, как люди дергаются от непонятных свистящих звуков и взрывов. Видел, что они натягивали на себя несколько одежд, чтобы согреться. Видел, как они, когда-то сторонники большого метража, собирались в цоколе недостроенного дома цыганского барона.

В том цоколе жили и животные: большие собаки, ранее защищавшие своих хозяев. Почему “ранее”? Ибо теперь было непонятно для собак, от кого приходится защищать и не угрожает ли опастность им самим.

Как пахнет оккупант, когда он жив

Когда в Ирпень вошли русские, Кузя первым почувствовал запах страха. Собаки всегда чувствуют, когда люди боятся. Кузя знал — в его Ирпене люди так никогда не пахли, даже в критические моменты родов, пробок или колебаний курса доллара.

Так пахли оккупанты, пока были живы. Они еще играли в неизвестные для собак игры: то прятали свою большую технику, то вывозили ее на улицы и громко стреляли. Потом пытались заговорить с людьми, которых знал Кузя: а те как-то неохотно отвечали. Но играли в прятки они мастерски — никогда бы Кузя не подумал, что люди лучше собак умеют искать норы и лазы для ночлега.

Играть в сафари оккупанты любили больше всего: мне это напоминало, как когда-то давно, или недавно, кошки охотились на воробьев. Правда, всегда не везло кошкам. С чужаками — не везло воробьям.

Тела людей вокруг сводили с ума и собак: бывало, те от голода драли куски плоти бывших кормильцев. Чужие люди, особенно пахнущие смертью, стреляли и в четверолапых.

Но особенно Кузя ощущал страх в воздухе, когда кто-то из его друзей находил тайники оккупантов: последние с испуга стреляли на ощупь. Жаль, что очень часто попадали по целям.

Самому Кузе тоже стало тяжело: нет, трупов он не ел, но лапы часто ранило разбитое стекло, куски бетона или провода.

Выжить нельзя поддаться

— Чужие люди начали стрелять по моим родным людям, когда те просто выходили раздобыть воду. Когда мы ели (меня тоже кормили), то бросали какие-то взрывчатки. После них я некоторое время ничего не слышал и не видел, — признался бы Кузя, если бы нашелся где-то переводчик с собачьего языка.

А еще песик очень хотел бы рассказать одну историю, сильно въевшуюся в собачью память: он стал свидетелем, когда одного молодого парня чужие двуногие подстрелили прямо на улице, ни за что. То, как они издевались над парнем, которого звали Лев, было больно видеть и Кузе: вставляли оружие в раны, крутили ими, пока Лев не потерял сознание. Затем они унесли его с собой.

Впоследствии парень с белой тканью чуть не приполз к укрытию людей. Его вывезли местные храбрые мужчины в больницу.

Когда на улице Давидчука не осталось ни одного уцелевшего дома, страшные люди, которые так и пахли, начали обследовать каждый дом. Тогда боялся и Кузя, что его могут заметить. Хватая вечером горячую гречневую кашу, он отчетливо ощущал в ней запах смерти.

Через несколько минут его кормильца убили те страшные люди. А еще через мгновение все люди из собачьего тайника были вытянуты во двор. Если бы Кузя умел плакать, он бы обязательно это сделал: ему было по-собачьи жаль того усатого мужчину, который кормил Кузю даже в моменты голода двуногих.

Людей, которых вывели из укрытия, теперь держали в цыганском цоколе вместе с другими двуногими. Чужеземцы то и дело стреляли в кого-то, запугивали, но позволяли выходить во время дневного света.

Через несколько мгновений, или несколько вечностей, чужаки сорвались с места и поехали в направлении Ворзеля — “освобождать” тамошних людей. Кузя так хорошо запомнил это слово: освобождение. Потому что чужие люди повторяли его постоянно родным Кузи людям: мол, освободили вас от бандеровцев, идем освобождать дальше.

Кузя так и не понял, что из уничтоженного чужаки назвали бандеровцами: дома, леса, парки, еду с водой, газопровод, турбазу или несколько сотен животных, пенсионеров и детей.

В ту ночь усатого кормильца Кузи похоронили возле одного из каркасов бывшего жилого дома. Когда уже стемнело, к цоколю подошли еще одни незнакомцы: Кузя почувствовал, что они не пахнут страхом.

Когда дверь цоколя отворилась, один из них громко крикнул: Слава Украине! Люди в цоколе, потерявшие счет времени, наверное, забыли, что стоит отвечать. Но через несколько секунд кто-то отозвался: Героям Слава!

Взъерошенная шерсть символа освобождения

Кузя знает — он стал символом освобождения своего города. Пока где-то заменяют оконные стекла, ремонтируют здания, собирают неразорванное железо, Кузя переживает собственную трагедию: его любимый хвойный лес вырубают, потому что оккупанты уничтожили санаторий Ласточка на его территории.

Кузя еще больше поседел: не уверен, что именно из-за собственной породы тибетского терьера. Вместе с тем собака радуется и новому знакомству: после освобождения его Ирпеня сюда приезжал песик Патрон, который еще и помогал искать железки, до сих пор воняющие страхом.

Подписывайся на наш Telegram и следи за последними новостями!

Категории: Истории