Более 600 миллионов гривен – такая сенсационная сумма всенародного сбора на Байрактары для украинской армии всколыхнула не только Украину, но и донеслась через СМИ и соцсети за границу.
Турецкая компания Baykar была настолько поражена украинцами, что подарила нам Байрактары без оплаты. А 18 августа Сергей Притула открыл секрет, который так ждали украинцы. За собранные средства его благотворительный фонд приобрел уникальный спутник, который существенно поможет нашим защитникам в подготовке оперативных операций.
По словам Притулы, этот спутник дает нам доступ к базе данных спутниковых снимков созвездия спутников компании ICEYE.
И этот доступ мы выкупили больше, чем на год вперед. Теперь наша армия будет максимально быстро получать спутниковые снимки высокого качества, которые помогут нам с оперативным планированием операций. “Бавовны” будет много!
Телеведущий Сергей Притула, через фонд которого проходил фандрейзинг, рассказал, кто и как распорядится средствами, на что еще он и его команда планируют призывать украинцев собрать деньги и как живет сам Сергей во время войны с юмором и без него – в нашем интервью.
– Сергей, турецкая компания Baykar, которой вы должны были оплатить три Народных Байрактара, подарила нам их бесплатно. У всех возник вопрос – куда теперь пойдут деньги. В своем крайнем стриме вы сказали зрителям, что не можете раскрыть карты, на что пойдут средства, пока не будут подписаны контракты на поставки.
Но в блогах распространяется так называемая “зрада”. Вас упрекают в том, что люди должны были выбрать назначение денег. Почему важно было выбрать тот путь, который вы избрали?
– Все действительно очень просто. Какова была первоначальная цель? Цель была собрать деньги, получить три Байрактара. Сейчас у нас ситуация, когда мы имеем три Байрактара в процессе передачи турецкой стороной бесплатно и 602 миллиона гривен, которые мы собрали, поэтому они должны быть использованы на что-то полезное для украинской армии.
Я совершенно разделяю переживания людей по поводу того, куда будут направлены деньги. Но от того, что каждый день кто-то дергается “Где деньги? Где чеки?”, от этого абсолютно ничего не изменится.
Мы фактически ежедневно в коммуникации с Министерством обороны, и к Резникову я уже ездил, встречался. Его заместитель Гаврилов, генерал-майор, приезжал к нам, и с другими подразделениями общаемся.
Это большой вызов, огромная сумма денег, и ими нужно максимально грамотно распорядиться.
В этом случае еще и распорядиться таким образом, чтобы приобретение оправдало ожидания людей, которые “хотят жечь русню”. Мы им эту возможность предложили в виде Байрактаров, потому что это реально очень простая история.
Ты забросил гривну, две, двадцать, а потом видишь по телевизору, как твои деньги работают. Поэтому сейчас мы очень осторожно пытаемся определиться с номенклатурой закупки для того, чтобы потом люди сами же мне не открутили голову и не сказали, что деньги пошли не туда.
Наша задача сейчас – воспользоваться деньгами так, чтобы оккупанту было нанесено кратно больше потерь.
И постепенно мы выходим на понимание, что это должно быть. Но процесс не быстрый и может затянуться до месяца по времени. Людям все это будет показано и будет объяснено, почему именно так.
Относительно того, что не люди выбирают, что купить за эти деньги, то я извиняюсь: я восемь лет занимаюсь волонтерской деятельностью и все это время коммуникация выглядела очень просто – я получаю задачи от военных, прошу людей дать денег, потом обеспечиваю военных тем, о чем они попросили.
И тут вдруг что-то должно измениться в этой схеме? Не может гражданский человек, сидя дома сказать: “Хм, а я считаю, что эти деньги надо направить вон туда или вон сюда”. Нет, военные говорят, что для них сейчас самое необходимое.
– Не буду даже спрашивать, часто ли вас обвиняют хейтеры в какой-то непрозрачности в работе. Но интересно, какие “наезды” были наиболее курьезны и немыслимы?
Да я в принципе такой человек, который пытается плохое не задерживать в голове. Я придерживаюсь философии о том, что добро умножает добро.
– Из последнего могу только вспомнить случай, когда к нам в штаб приехала группа вооруженных людей, которым показалось, что мы обделяем их вниманием, потому что они нас просят, а мы якобы не даем помощи.
Они были агрессивно настроены. И когда мы им выложили на стол заявки от их подразделения, которые мы уже выполнили, они успокоились.
В начале войны был хаос, когда от одного подразделения 30 человек могли бросить заявки. Они это поняли, увидели, просили прощение, мы обнялись, и они дальше уехали. Вот такое было.
– Как вам лично удается зарабатывать на жизнь во время войны, если из фонда, как вы не раз подчеркивали, не берется ни копейки?
– До полномасштабного вторжения этот фонд уже существовал с 2020 года. И здесь было два человека в штате – это директор Анна Гвоздяр и еще бухгалтер. И у них в фонде есть зарплата, какой она была и остается. Это единственное, на что тратятся деньги из фонда.
Если мы говорим об удержании всего штаба людей, то мы не берем ни копейки на это из тех денег, которые приходят с донатов по одной простой причине: человек, который бросил хотя бы 200 гривен, хочет, чтобы за эти деньги что-то купили военным.
А если мне нужно перекрыть какие-то вопросы по операционке или финансово как-то поддержать оставшихся с нами людей, то для этого есть такая штука, как “коммуникация с бизнесом”. Есть ряд бизнес-структур, которые нам любезно помогают в этом направлении.
То есть, это совершенно разделенные вещи. Деньги по сборам идут исключительно на армию. Что касается меня лично, то очень много лет я был одним из самых оплачиваемых телеведущих страны. Кроме того, у меня было собственное комедийное шоу и, мягко говоря, я достаточно экономный человек, и подушки, которая у меня была накоплена, мне, я надеюсь, хватит.
К тому же, в прошлом году я инвестировал часть нашего семейного бюджета в ценные бумаги. Несколько раз в год мне приходят немалые дивиденды, позволяющие мне содержать себя, свою семью, маме помогать и на волонтерство донатить (улыбается).
– Об успехе сборов Фонда Притулы создают мемы, вроде: “Это время настало. В следующий раз собираем на ядерное оружие”. А если реально – на что такое масштабное есть мечта и потребность собрать вместе с украинцами?
– Мы размышляли об одной вещи, но мы всегда отталкиваемся от того, что просят военные. Вчера я вернулся из очередного выезда – в Донецкой и Запорожской областях.
Одна из самых больших потребностей сейчас – это транспорт. Его катастрофически не хватало и не хватает, и, думаю, в ближайшее время ситуация не изменится. Мы сейчас в тесной коммуникации с Министерством обороны нащупываем возможность совершить одно большое приобретение транспорта.
Я не суеверный, но не люблю говорить о каких-то вещах, если не вижу дорожной карты реализации.
На сегодняшний день то, о чем я могу рассказать, это успешное согласование проекта с министром обороны, выделенный человек от министерства, который будет координировать этот процесс с нашим фондом. Поставлена задача диджитал-отделу разработать дорожную карту по запуску проекта в соцсетях, сводится список бизнесов, которые могут поддержать проект.
И, наконец, в одну из стран ЕС уже направлен человек, который “пощупает” то, что мы попытаемся купить. Бюджет будет огромен. Меньше, чем на Байрактары, но все равно это будет цифра с семью нулями в долларах.
– Вас часто спрашивают, вернетесь ли вы в юмор после войны. А я вас спрошу другое – в каком виде юмор остался в вашей жизни во время войны?
Не буду лукавить, иногда он присутствует. Честно говоря, если жить без чувства юмора, то можно с ума сойти.
– Но первый месяц я, кажется, не улыбался вообще. Была единственная только мечта, чтобы Киев не пал и мы вдохновенно работали. А потом как-то немного выдохнулось и улыбка вернулась, стало спокойнее, когда я уехал и навестил жену с детьми.
Когда мы едем где-то на передовую в машине, о чем-то говорим с коллегами, то, конечно же, шутим. Также и во время наших совещаний. У нас есть большая часть общества, Которая живет в собственной системе координат, позволяет себе только смотреть новости и плакать.
Но на самом деле армия воюет за то, чтобы мы как можно меньше чувствовали войну. Чтобы мы знали о ней, помнили, не забывали, но чтобы мы жили.
Юмор вообще это достаточно субъективная история. Так же как нет плохой музыки, есть нецелевая аудитория. Тоже и с юмором. Сейчас он присутствует в нашем обществе, есть стендапы, выступления.
Мои коллеги из Вар’ятів ездят сейчас с концертами. И хорошо, что так, потому что это терапия. Люди, целый день живущие в информационных потоках о войне, они куда-то должны прийти и хотя бы на час отвлечься от ужаса, который происходит.
– Как человек с успешной карьерой артиста, как думаете, можно ли сейчас со сцены стендаперам или коллективам юмористов смеяться над какими-то изъянами украинцев? Или смеяться над войной в принципе?
– Шутки о войне – это нормально, главное, чтобы они были уместны, даже если это самоирония. Каждый должен это понимать и отвечать за свои слова. Я не хочу давать какие-либо оценки или советы кому-то.
– Когда-то вы играли роли командиров ВСУ в сценках известного комедийного шоу Файна Юкрайна. Там часто шутили о коррупции, кумовстве в нашей армии. Как думаете, если бы война с Россией произошла в то время с тогдашним руководством ВСУ, что было бы?
– Мне было достаточно легко и просто было шутить в те времена – конец нулевых – об армии, потому что половина моей семьи – это кадровые офицеры. Мои братья, Олег и Володя, полковники украинской армии сейчас.
Олег получил в Лисичанске орден Богдана Хмельницкого. Сейчас шутить об армии, критиковать не совсем хорошая идея, тем более – когда началась война в 2014 году, я лично попросил тех, кому были в то время предоставлены права трансляции Файна Юкрайна вырезать из выпусков все сюжеты об армии.
Потому что до войны это имело право на существование, во время войны армия – это все наше.
Давить лыбу из-за того, что генерал и прапорщик чем-то не тем занимаются, не совсем правильно сейчас. Относительно состояния армии в начале нулевых – это был постсовок, с разворовывающими прапорщиками, с генералами, которым солдаты дачи строили.
Но при этом армия Украины, какая не была бы в разные периоды, в самые критические времена не вмешивалась в разборки между гражданским обществом и властью.
Во время каденции Януковича мы были просто как сателлит-придаток в РФ. Работа наших спецслужб фактически курировалась из Кремля, не говоря уже о том, что два министра обороны в то время были россиянами. Зачем было тогда России нападать? Все было “на мази”.
А сейчас выросли поколения, ориентированные на Запад. И тут еще приход к власти абсолютно несистемного политика с отсутствием какого-либо политического бекграунда, решившего показать Москве, что “я тот, с кем нужно считаться”. Несмотря на это, в России абсолютно имперская точка зрения по отношению к Украине.
И все равно Украина точно победит! Я в этом уверен. И эта вера с каждым днем укрепляется.
Я когда катался вдоль линий фронта, под Чугуевом мы встретились с ребятами из роты Чарли. И там были француз, итальянец, поляк, американец. Я на них смотрю и говорю: “Что вы здесь делаете?” Поляк говорит: “Я знаю, кто такие русские и кто нас три раза делил. Если Украина падет, они зайдут в Польшу”.
А другие говорят: “Здесь битва добра и зла. Я решил помочь украинскому народу с оружием в руках”. И я понимаю, что это уже не просто наша война, а весь нормальный мир за нами. А значит, победа неизбежна.
– Ваш бывший коллега по шоу Файна Юкрайна Андрей Молочный переехал в Москву в 2014, высказывается об украинских защитниках, как о “нацистах”, насмехается над нашим языком, хотя сам на нем говорил в эфирах. Вы, зная этого человека, видели в нем такое отношение до 2014 года? И общались ли с ним после того, как он выбрал Россию?
– Мое общение с Андреем Молочным закончилось в 2011 году. В 2010 году мы закончили съемки проекта Файна Юкрайна. Андрей вышел из проекта, не сделав меня от этого радостным. Поэтому я так и не осуществил то, о чем мечтал – снять полнометражный фильм на основе Файны Юкрайны.
Но в 2011 году мы последний раз с ним общались. Тогда я узнал вещи, лежащие в плоскости неблаговидного партнерства. Мне было очень досадно, что человек, с которым у меня было несколько лет сотрудничества, повел себя таким образом. Тогда любая коммуникация прекратилась.
Когда он выставил у себя какой-то совершенно странный пост в Instagram о том, что по улицам Киева гуляют фашисты, я тогда предполагал, что он выпил. Меня все начали дергать, что нужно как-то реагировать. А я его на тот момент не видел Андрея уже лет восемь.
И я тогда написал стишок, в котором суть сводилась к тому, что Антон и Маричка развелись. Антон продал куры гриль и занимается волонтерством, а дела Марички – это ее дела, пусть мажет себе голову. Поэтому, no question to discuss, как говорят у нас в Збараже.
– Как давно вы были в родном Збараже?
– Вообще недавно, кстати. Я был последний раз на Рождество, а последний раз я ехал фактически транзитом через мамин дом.
Я заночевал и погнал дальше. Но успел зайти к маме в сад, съесть вишню, черешню, крыжовник, смородину и поричку (улыбается).
– Мама говорит вам, что гордится?
– Мама мной гордится, мама очень меня любит. Мама гордится обоими своими сыновьями. Есть за что. И я маму тоже очень люблю. И очень переживаю, потому что она, как и большинство украинок, сейчас выплакала очень много слез.
Хоть я ей запрещаю лазить в Facebook, потому что она там вычитывает все истории страшные и по ночам плачет. Мне уже сын рассказал, что с бабушкой надо поговорить, потому что ходит и плачет.
Коллега Сергея Притулы телеведущая Леся Никитюк тоже решила активно заниматься волонтерством, после начала полномасштабного вторжения и открыла приют для переселенцев в Хмельницком. Однако в своем интервью Леся Никитюк поделилась, насколько восхищается невероятной помощью людей.
А еще у Вікон есть свой Telegram-канал. Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!