Ему всего 21 год. Полтора года назад, воюя на Авдеевском направлении, Дмитрий Попко потерял правую руку, но не потерял своего чувства юмора и достоинства.
Сейчас Фонд Милосердя та Здоров’я объявил о сборе средств на протез парню. А мы записали с ним интервью, чтобы узнать о его истории, планах на жизнь, психологической реабилитации и вместе собрать необходимую сумму.
Кстати, вот ссылка на сбор.
Эвакуировали через 19 часов после ранения
— Расскажите, как это произошло, как вы потеряли руку?
— Это достаточно прозаическая история, как мне кажется. Минометный массированный обстрел, поймал осколок, наложил себе турникет. Сделал запрос на эвакуацию, но из-за определенных проблем эвакуироваться удалось только через 19 часов. У меня были перебиты две артерии, начался некроз, турникетный синдром, рука просто перестала функционировать…
— То есть вот так 19 часов провели в поле с ранением? О чем думали? Было страшно?
— Из-за того что я потерял много крови, очень сильно хотелось есть. Побратим помог найти батончики. Я сидел, ел, пил энергетик, нормально себя чувствовал. С нами был побратим, которому сразу оторвало руку, поэтому мы занимались больше им.
— Как вы теперь с одной рукой живете?
— Понял, что три конечности — это тоже не так мало. В принципе, нормально живу, привык к этому. Я правша, моментами бывает немного сложновато. Но в то же время это и удобно. Потому что ты говоришь, что не можешь писать, и за тебя все пишут. Но я обязательно научусь писать левой рукой.
— Уже начали учиться?
— Только немного, не до того сейчас. Хорошо, что сейчас мы все диджитализировались: смартфоны, планшеты, ноутбуки, и обучение происходит дистанционно. Я просто левой рукой довольно быстро печатаю, и все.
Лепил вареники для военных, потом сам пошел служить
— А на фронте вы как оказались?
— Тоже довольно простая история. Когда началась полномасштабная, я с отцом поехал в военкомат. Он служил там. И первое время я просто как гражданское лицо помогал. Волонтерил, покупал ребятам сигареты. Потом когда у меня работы не было, я занимался лепкой вареников и возил ребятам в военкомат. А потом мобилизовался и начал готовиться. На то время мне было 19 лет. Начал служить в апреле 22-го года, а минометный обстрел произошел в марте 23-го.
— Как к вам относились побратимы? Не было какого-то шейминга из-за вашего юного возраста? Вы, наверное, были самым молодым?
— Не уверен, что самый молодой. На самом деле все зависит от того, как ты себя поставишь.
То есть уважение, в любом случае, должно присутствовать, неважно сколько человеку лет.
Плюс я образованный, сознательный человек, поэтому со мной есть о чем поговорить, скажем так. И я достаточно комфортно чувствую себя с людьми, которые старше меня. Сейчас у меня много друзей за 30 лет, кому-то 40-50. У некоторых мужчин сыновья были такого же возраста, поэтому они воспринимали меня как сына: опекали, переживали.
Не хотел в армию
— Чем занимались до войны, и чем теперь?
— Учился, работал, конечно, студенческая жизнь. Я бакалавр психологии, учился в Университете Шевченко, на третьем курсе ушел в армию. Сейчас вернулся, дальше продолжаю учиться в магистратуре, на нейропсихолога. Об академотпуске я не разговаривал, какие-то работы сдавал, и особо не афишировал, что служу. Узнали только, когда увидели, что у меня ампутация.
— Как ваш отец, который также военный, отнесся к тому, что вы мобилизовались?
— С отцовской осторожностью, скажем так. Просто отец считает меня достаточно доброжелательным и мягким человеком. Но сейчас немного изменил отношение. Раньше даже как-то меня мотивировал, как будто угрожал: “сдам тебя в армию”. А потом я пришел и сказал: “забирай меня в армию”, а он не хотел.
Я просто заканчивал военный лицей в свое время. И понял, что в армию я не хочу идти, потому что мне не нравится, как все устроено.
Иерархия не нравится, не для меня это все. Но все равно, армия и война — это разные вещи.
— В чем же разница?
— На войне есть элементы армии, но нет строевой, например. Когда происходит горизонтализация, становится очень приятно служить. Потому что мы все выполняем единое дело, общаемся “на ты”, с уважением друг к другу. Когда важно не звание, а опыт.
— А обучение в военном лицее вам помогло на фронте?
— В какой-то степени да. Первое время, когда я служил в Киеве, то меня ставили на сержантскую должность, но быстро сняли с нее. Конечно, какие-то азы помогли. Просто когда захожу в сферу, которая не сильно мне близка, или новая, я начинаю все изучать. Синдром студента — куда бы ты ни пришел, просто начинаешь изучать, как все должно работать. И, конечно, поддерживать физическую форму, заниматься.
Сам себе психолог
— Пришлось ли вам работать с психологом после ранения, ампутации?
— Пришлось — это довольно такое сильное слово. Это всегда моя инициатива, потому что обожаю эту сферу. Ведь я сам психолог. Начал заниматься собственной терапией еще с 17 лет. И это очень помогает на самом деле. Очень сильно помогает, когда ты понимаешь, что с тобой может произойти в стрессовых ситуациях. Тебе намного проще.
Мне кажется, именно психологическая подготовка у военнослужащих должна быть на очень высоком уровне.
Когда происходят какие-то посттравматические моменты, ты понимаешь, что именно надо с этим делать, и это очень спасает ситуацию.
Я работал, у меня была сопроводительная терапия, но я переживал ампутацию довольно-таки эйфорично. Я выжил, начал трансформировать это в позитивные аспекты, много шутить, снова вернулся домой, увидел всех родных, близких. Меня, наверное, “догнало” на девятый месяц после ампутации.
Но ведь была не только ампутация. Я похоронил своего лучшего друга, и постоянно похороны. Когда там делать семинары, когда ты едешь на кладбище и немножко выбиваешься из этого всего. Ты постоянно в каких-то диссоциациях — ты военный, или ты студент…
— То есть, можно сказать, сначала помог себе сам?
— Да, но в какой-то момент нервная система дала сбой, и первое, что я сделал — конечно, пошел к психиатру, и начал медикаментозно себя вытягивать. Потом работал с психологом, а сейчас — с психоаналитиком. Это помогает.
— Как вы находите силы и мотивацию шутить о потерянной руке, быть на позитиве?
— Во-первых, наверное, это один из основных механизмов борьбы со стрессом, без этого никак. Не знаю, что бы я делал без юмора. Во-вторых, это индивидуальные особенности: то, что я умею немножко раскручивать шутки. На самом деле люди до сих пор боятся этого юмора, с ним надо быть немного осторожным, лекции какие-то надо проводить по этому поводу (улыбается).
— Как изменились взгляды на жизнь и ценности после пережитого? Есть ли какие-то моменты, которые вы теперь цените больше, чем раньше?
— Не знаю, откровенно говоря. Как любая стрессовая ситуация, из которой ты вылезаешь живым, делает тебя крепче. Наверное, основная трансформация, которая происходит — это перестать воспринимать людей как данность и воспринимать собственное тело как данность. Ну, то есть, у нас люди рождаются с какой-то презумпцией бессмертия. Но когда ты понимаешь насколько человек довольно-таки хрустальное существо, что на самом деле руки и ноги, к сожалению, уже не данность, это надо ценить.
— Каким видите свое будущее? Есть какие-то ожидания, мечты?
— Сейчас буду развиваться в психологическом направлении.
Хочу заниматься реабилитацией военных, имплементировать некоторые новейшие методики, или те, которыми мы не пользуемся.
Потому что я, обращаю внимание на этот вопрос, и до сих пор не могу понять, почему реабилитация не такая качественная, как могла бы быть. Поэтому мне интересно это направление. С Центром Милосердия и здоровья буду работать дальше.
— Вы на себе эти методики уже испытываете?
— Можно сказать и так. Но опять-таки — для того, чтобы отдавать ресурс кому-то, надо сначала закрыть этот вопрос с собственным телом, здоровьем. Немножко “подсобрать раму”, как говорится.
Этот материал является частью нашего совместного спецпроекта с Реабилитационным центром Милосердия и Здоровья, который занимается физической и психологической реабилитацией ветеранов, действующих военных и их семей.
В ряде материалов мы будем рассказывать истории украинских военных, давать ценные советы от специалистов Реабилитационного центра как для военных, так и для гражданских.
Ведь общество должно обеспечить соответствующее отношение к защитникам и защитницам, а также условия, в которых им будет легче восстанавливаться, общаться и адаптироваться. Это чрезвычайно важно, и каждый и каждая из нас должна приложить к этому усилия.
А поддержать деятельность фонда Милосердия и здоровья можно тут.
О том, как жить дальше после ранения и ампутации, знает также ветеранка Руся Данилкина, и рассказывает как не сдаваться.
А еще у Вікон есть крутой Telegram и классная Instagram-страница.
Подписывайся! Мы публикуем важную информацию, эксклюзивы и интересные материалы для тебя.