Когда возникает угроза жизни, начинаешь понимать, насколько она ценна. Многие смогли переосмыслить этот вопрос, когда началась полномасштабная война. Но для многих онкобольных их борьба и осознание ценности жизни начались задолго до этого.
Напомнить онкобольным, что стоит бороться за свою жизнь, ставят своей целью создатели драматического фильма Я.Нина, который выходит в широкий прокат сегодня, 7 сентября.
Возглавила съемки фильма Марыся Никитюк — украинская сценаристка и режиссер короткометражных и полнометражных фильмов. Вікна пообщались с Марысей Никитюк о том, как снимать кино на болезненные темы и как находить в себе силы поддерживать других, несмотря ни на что.
Вы долгое время работали с текстами. Какая история вас настолько задела, что вы решили перенести ее в плоскость кино?
— Я попала в кино-сценарную историю в 2011-2012 годах, когда была организована лаборатория Украины Goodbay. Ее создали продюсеры, актеры, режиссеры — целая плеяда.
Я работала там драматург и писала тексты. Мне это очень понравилось. Был отклик на мои тексты, по ним начали снимать кино. И в какой-то момент мне стало понятно, что даже если не сильно меняют сценарий, то все равно выходит немного не то кино, которое я себе представляла.
И мой добрый друг и кинокритик в какой-то момент, когда я всех достала с просьбой снять, как я хочу, сказал: “Марыся, не мучь людей, а сними сама. Тогда ты увидишь, почему происходят изменения”.
Знаете, когда кино смотрят сравнивая с книгой, а потом говорят, что она лучше. Это потому, что мы все представляем совсем другой мир. У каждого есть своя интерпретация и воображение. А мне почему-то трудно было понять, что так же происходит со сценариями у режиссеров. Когда сценарист и режиссер — это два разных человека, то это, по факту, два разных мира.
Тогда мы попытались с Игорем Савиченко снять короткий метр. Он назывался В деревах. Мы готовились снимать его, когда началась Революция Достоинства. Это был очень странный период, когда ты не видишь будущего, потому что есть только процесс борьбы.
Поэтому я думала, что никогда этого не случится. Я решила что-то снять, а тут такие катаклизмы. Однако все получилось, и мы сняли еще один короткий метр Мандрагора, который был осмыслением военной тематики и ПТСР. Тогда я поняла, что буду работать со своими сценариями сама, и мне это очень нравится.
Так я поняла, что режиссура и вообще съемки кино — это большое приключение. Это любовь, по крайней мере, для меня.
Насколько я понимаю, идея фильма с момента замысла довольно сильно изменилась, ведь еще четыре года назад по крайней мере актерский состав был совсем другим. В каком виде была история, когда вы приобщились к созданию фильма?
— Если верно помню, мы начали работу в 2019 году. Меня пригласили в этот проект. Мы в процессе наших разговоров с Яниной пришли к тому, что сценарий нужно будет переписать заново. Тогда проект начался с нуля, поскольку у него была мощная идея.
Янина Соколова стала сердцем этого проекта, генеральным продюсером и идейным двигателем. У нас было согласование самой идеи движения по сценарию, то есть о чем должен быть фильм, как мы это представляем. Потому что здесь работали два человека. А это разные миры, поэтому их нужно объединить на уровне идеи, обсуждения и сценария.
Также шла работа по согласованию вектора идеи, поиску лозунга, который в конце концов и мне очень импонирует —Стоит жить. Ведь, несмотря ни на что, стоит жить. Он очень сильный. И на сегодня, как оказалось, он актуален как никогда. Хотелось бы, чтобы он уже как-то утратил свою актуальность, если честно, но, наоборот, видите, история так нас возвращает к нему. Поэтому он — сердце этого сценария.
Мы с Яниной, поскольку этот фильм основан частично на базе ее истории, также согласовали расширение базы персонажей путем того, что я буду брать еще интервью у онкопациентов, врачей, родственников онкопациентов. И, таким образом, я принялась собирать большую тематическую базу историй и персонажей.
Так у нас появились наши персонажи второго плана, у которых почти у каждого есть живые прототипы борющихся людей. И это уникально, как с историей Натальи Барской. У нас в фильме ее персонаж — Наташа. Она продолжает свою борьбу с раком. Это человек невероятной силы и энергии. Она — пример несокрушимости. Она — квинтэссенция слов “стоит жить”.
Потом оставалось найти соответствующих актеров. А когда все вместе составляют какую-то картину, взаимодействуют, они создают какое-то дополнительное качество фильма. Очень крутой актерский ансамбль. Для меня как режиссера — это была любовь.
Почему вам лично захотелось работать с такой сложной темой и историей?
— Рак — такая болезнь, живущая на Земле со всеми организмами, еще со времен динозавров. Это даже есть в нашем фильме. И действительно — это огромное поле для исследования. Я много читала об этом, в том числе исследования. И это невероятно, глубоко и страшно, и интересно. Так или иначе, эта болезнь затрагивает. Это настолько мощная тема.
Но если говорить о каком-то личном подключении, то у меня как раз в 2019 году умерла от рака мой первый психолог, с которой мы работали очень долго — Алевтина Шевченко. Это было очень неожиданно, и это была для меня большая потеря.
Она была очень мощным человеком с огромным сердцем, который обогревал пол Киева. И когда говорят, что психологи лечат душой, она была именно такой. Она лечила душой, своей добротой, человечностью. Это был очень важный для меня человек, который внезапно сгорел.
И когда мне предложили этот проект, ее не стало в том же 2019 году. Янина предлагала творческую свободу, и это было классное предложение для реализации. Тогда очень жив был для меня этот нерв. Поэтому я очень хотела сохранить память об Алевтине. По крайней мере, я старалась. Поэтому и недолго размышляла над тем, присоединиться ли к проекту.
После того, как вы узнали столько историй, не страшно ли теперь кого-нибудь потерять?
— Теперь, к сожалению, нет. Теперь, к сожалению, нет. Многие из нас уже потеряли во время войны друзей, близких. Я бы сказала, что у меня страх потерять просто появился. И значимость каждого человека в моей жизни обострилась.
У людей, с которыми мы работали, я брала маленькие интервью, судьбы сложились и складываются хорошо: они либо еще борются, либо побороли болезнь.
Но эта работа вдохновила меня ценить что-то важное, маленькое или даже большое.
Ты несешься в потоке современного мира, если брать в пример Европу, США или Украину до 24 февраля. Тогда был этот поток, где мы все бегаем за успешным успехом, подписчиками, социальным капиталом.
В этом потоке очень легко потеряться, особенно в большом городе, где реклама продает юность и красоту, где кажется, что смерти нет, как и старости. Все это как-то за скобками, оно незаметно и создается впечатление, что ты плывешь по этой жизни, не совсем понимая ее конечность. А это значит, что ты не всегда понимаешь ее ценность и важность момента.
Например, если ты не осуществишь какую-то свою мечту, то завтра может не наступить, а ты так никогда не воплотишь ее, чего-то не скажешь, кого-то важного не обнимешь. Просто будешь бежать в рабочем режиме и не успеешь пообнимать, не успеешь полюбить.
Эта работа очень меня сильно изменила, актуализировала что-то важное и взгляд на силу, ценность жизни. С этим состоянием я вошла уже в полномасштабное вторжение. И это обострилось и сейчас продолжает жить со мной.
Я тоже научилась в какой-то степени работать с другими людьми, пожалуй, душой, как я говорила о психологах. Потому что, когда тебе меньше страшно, когда ты менее зацикливаешься на одобрении, на каких-то внешних атрибутах, тогда твоя искренность выходит на первый план. А это, мне кажется, очень важное качество. Ее мало в современном мире.
Фильм Я.Нина едва ли не самый первый в истории украинского кино максимально глубоко раскрывает тему онкологии. Кроме общения с пациентами, как вы готовились к работе по теме? Как работали с актерами?
— По возможности, максимальная работа с актерами дает свои результаты. Каждый актер работал со своим прототипом. Они были очень упорны, общались с бывшими онкопациентами.
То есть, еще без меня был проведен большой пласт работы. Я знала, что они общаются, и для меня это было важно.
И самим актерам, которых я выбрала, было важно углубляться в своих героев, мне кажется. Это дало хорошие результаты. Но опять же, у зрителя будет свое мнение.
А кто из актеров заставил вас расплакаться на пробах?
— Я дважды плакала на пробах для этого фильма. Первый — это было на пробах Максима Панченко, сыгравшего Антона Бессмертного. У него еще такие голубые глаза, хрустальные-хрустальные, а оттуда светится какая-то тысячелетняя древность.
Он молодой парень, но вдруг ты смотришь, и там из глаз светится какое-то понимание начала мира. Я все это немного поэтизирую, но он невероятно светился этими своими голубыми, прозрачными глазами. И они были наполнены и любовью и болью, и там столько всего было! И тогда я расплакалась.
А вторая была проба Алексея Тритенко с Ксенией Хижняк. Это главная роль Нины и ее мужа Андрея. Они очень классно сделали все, хорошо потом работали вместе.
Ксения вообще стала открытием. Сначала мы увидели такую фактуру, а потом оказалось, что она и актриса смелая: мы ее стригли на лысо в кадре, бросали из банджи джампинга, она сидела с обездвиженной рукой три-четыре часа и там все затекало. Это физически были серьезные нагрузки, и Ксюша стоически это все выдерживала. Она очень смелая.
Несмотря на это, все она еще и безусловно очень красивая. Ты просто смотришь на человека и понимаешь — зашла невероятная красота, а потом эта красота оказывается еще и не пустой, а наполненной, очень вдумчивой. Ксюша — глубокомысленный человек, работает с материалом не только как актриса, а где-то и как психолог.
В одном из интервью Янина Соколова говорила, что рак — это болезнь, когда человек хочет постоянно обниматься. Скажите, пожалуйста, присутствовал ли этот элемент во время съемок и какая вообще была атмосфера на съемочной площадке?
— Безусловно. Вообще это в разных пропорциях исходит от проекта к проекту. Но для меня очень важна атмосфера на площадке, дружеский коллектив.
Я очень не люблю, когда люди занимаются при создании фильма чем-то еще, кроме создания фильма. Скажем, плетут какие-то интриги или еще что-нибудь. Или относятся к этому как к работе с восьми до восьми.
Как вы думаете, какие произошли изменения в обществе и у вас самой?
— Есть хорошие, а есть и плохие. К сожалению, долгая война раскрывает ментальные травмы, которые нам заложил как бомбу замедленного действия Советский Союз. О таких вещах я снимала фильм Когда падают деревья: о том, как мы едим друг друга, как мы не осознаем, что причиняем непоправимый вред друг другу и вместо того, чтобы любить.
А когда люди объединены одной миссией, целью и могут подставить не подножку, а плечо, это становится залогом успеха. Я видела уже несколько волн от того, как люди бросались помогать друг другу в начале полномасштабной войны и часто теряли собственную жизнь или здоровье, не думая о себе.
А теперь большая часть общества бросается просто друг на друга. Я не могу это остановить, к сожалению. Не знаю, что с этим делать. Разве что пережить. Если мы не поймем этого, то будет очень высока цена ошибки, потому что мы можем потерять страну.
История должна немного чему-то учить. Цена ошибки очень велика.
Мы должны стать лучше. И это вопрос к себе, а не к условно президенту или какому-то герою, который выйдет и скажет: “А давайте будем строить страну, говорить по-украински и любить друг друга”. И все согласятся и одумаются.
Нет, это вопрос к себе. Не стоит думать, что какой-то плохой человек вдруг передумает идти на нас войной.
Сейчас можно услышать довольно полярные мысли среди кинотворцев: снимать новые ленты актуально или не актуально, если это делать, то что-то развлекательное или наоборот драматическое. Как вы считаете, каким должно быть кино нашего военного времени, чтобы поддержать людей сейчас, но передать следующим поколениям историческую память?
— Постоянно идет такой нарратив, что нация Мусоргского или Тарковского не может убивать, и это все неправда. И ты пытаешься говорить, что они убивают тебя, уничтожают.
Поэтому очень важно иметь свою культуру, которая будет ориентирована наружу. Потому что западный мир, цивилизационный, к которому мы хотим присоединиться, он так работает, мыслит категориями Гете, Шекспира. Он спрашивает, где ваш “Толстоевский”. Ты говоришь так есть Подмогильный, Домонтович, Хвильовий. А на тебя смотрят такими глазами, полными непонимания. Все потому, что у нас нет переводов.
А ведь мы — нация с мощной глубинной историей и культурой, которую у нас, между прочим, украли, угадайте кто — россияне.
Они просто присвоили очень многое себе. Поэтому важно объяснить это миру и вернуть себе себя, свою идентичность, свои корни.
Какими вы хотели бы видеть в будущем Украину, ее культуру и искусство?
— Мне кажется, здесь столько всего может быть крутого может быть. Мне хотелось бы ее видеть сильной, разнообразной, многоголосой, многоформатной и полностью независимой.
Нам нужно будет компенсировать всю эту боль и все эти смерти, пожалуй, все-таки этой жизнью в искусстве. Для нас это может иметь правильный психотерапевтический эффект, как для нации.
Если не каждый станет творцом, то, по крайней мере, очень многие будут и смогут рассказать свою историю. Кто это сделает очень мастерски, а кто меньше. Но главное — это будет честно.
Я думаю, что у нас есть шанс сделать очень сильной свою страну и культуру, но для начала нужно выжить.
Начинают интересоваться как Украиной, так и ее культурой и зарубежные творцы. Британский актер, режиссер, писатель и телевизионщик Стивен Фрай посетил Украину. В эксклюзивном интервью Стивен Фрай рассказал о помощи украинцам, пожеланиях Путина и первых впечатлениях от столицы.
А еще у Вікон есть крутой Telegram и классная Instagram-страница.
Подписывайся! Мы публикуем важную информацию, эксклюзивы и интересные материалы для тебя.