Когда не знаешь, что происходит с любимым человеком, не знаешь, что думать и что делать, а тело пронизывает холодное чувство бессилия. Когда не понимаешь, услышишь ли еще когда-то его голос, увидишь ли вообще, встретишь ли живым и сможешь ли обнять еще хотя бы раз в жизни.
Многие мысли и ощущения бушевали у Марии, жены защитника Мариуполя, военнопленного азовца Сергея после того, как она узнала — он был в том обреченном на уничтожение россиянами бараке в колонии Еленовки.
Она не слышала любимого с 13 мая 2022 года, не видела его с прошлого августа, когда словила глазами знакомое лицо в пропагандистском сюжете из больницы Донецка, и после 411 дней плена ждет Сергея и продолжает бороться за его свободу, как он когда-то делал это в окружении для всей страны.
Мария искренне рассказала Вікнам в интервью не только о своем любимом, его борьбе в Мариуполе и плену, но и о работе сообщества семей военнослужащих, пострадавших в теракте в Еленовке, которое борется за освобождение своих родных.
Мы опубликовали это интервью 30 июня 2023 года. После 891 дней в плену Сергей Алексеевич вернулся в Украину в рамках обмена пленными 19 октября 2024 года.
В первую очередь хотела бы спросить, как вы познакомились со своим любимым? Какой была эта история любви в начале?
— Мы познакомились в 2018 году в соцсетях. А через несколько недель решили встретиться вживую. И однажды он взял меня на руки, очень крепко прижал к себе, и я почувствовала, что это действительно тот человек, который мне нужен.
В тот первый день встречи он взял меня на руки, поцеловал и сказал: “Пошли в ЗАГС”. Для меня это немного было шоком. Мы посмеялись, но тогда в ЗАГС не пошли.
Через полгода знакомства я переехала к нему. Мы жили в Хмельницком четыре года до полномасштабного вторжения. Я никогда не была в Мариуполе. Планировали туда переехать, но в последний момент Сергей не захотел, чтобы я туда ехала. Возможно, эта интуиция сработала.
26 февраля написал: “Давай поженимся после нашей победы”. Я, конечно, согласилась.
Уже находясь на Азовстали, написал, что хотел бы жениться в ближайшие дни. И мы поженились дистанционно 27 апреля. Позже я узнала, что именно в середине апреля он получил ранение.
Возможно, это его подтолкнуло сделать такой серьезный шаг. К сожалению, большинство из тех ребят не знали, выберутся ли из Мариуполя вообще живыми.
До полномасштабного вторжения Сергей учился на психолога. Он вообще очень любит учиться. Очень развит всесторонне, постоянно читает какие-то книги. Не только по психологии, но и по программированию.
Благодаря ему я пошла работать в ІТ. Но сам он не знал точно, чем хочет заниматься по жизни.
Я очень надеюсь, что когда он вернется, все же найдет свой путь. И, конечно, я буду ему в этом помогать.
Так можно ли сказать, что он – ваше вдохновение?
— Конечно. Я всегда восхищалась его стойкостью. Он никогда не ныл. Есть такие люди, которые любят рассказать, как им тяжело. А он всегда шел к своей цели.
Когда он находился в Мариуполе, мне было немного стыдно за то, что я раньше не хотела, чтобы он шел воевать.
Но после 24 февраля полностью взгляды изменились, и я понимаю, что страну нужно защищать, бороться за нее, чтобы на нашей земле не было оккупантов и мы были свободны. Я очень сильно горжусь им.
Ваш любимый делился мыслями, почему он решил встать на оборону нашего государства?
Почти сразу, когда мы познакомились, он сказал, что не может смотреть на несправедливость. Он всегда хотел помочь людям и животным тоже.
Где бы он ни находился, он старался всем помочь. Просто не мог стоять в стороне.
Сергей мне однажды сказал: если начнется полномасштабная война, он не будет сидеть дома, а будет делать все, чтобы защитить нас всех. Потому что хорошо знает историю и понимает, что за будущее нужно бороться и любыми силами отстаивать свою независимость и свободу.
А что касается присоединения к Азову, то он рассказывал, что азовцы очень сильно прикрывают друг друга. Пытаются сохранить не только свою жизнь, но и своего собрата. Говорил, что с ними чувствует себя в безопасности и уверен, что с ними сможет многого добиться. Был очень хорошего мнения о них.
Раньше, до 24 февраля, не слишком интересовалась Азовом. Только знала, что есть отдельный отряд спецназначения. Знала, что они действительно титаны. Но в Мариуполе они показали это даже не на 100, а на 1000%.
Как вы узнали о начале полномасштабного вторжения? Были ли тогда вместе с любимым?
— Я была в Хмельницком. Узнала все из новостей, а не проснулась от взрывов, поэтому, считаю, мне очень повезло.
Около шести утра Сергей написал, что с ним все хорошо, но его не будет на связи некоторое время, чтобы я не волновалась. Не поняла, что это за сообщение. Думала, может, на полигон едет. И легла дальше спать.
Где-то в семь утра проснулась, зашла почитать новости. Сказать, что я сильно удивилась, действительно не могу. Потому что в канун 24 февраля мы с Сергеем говорили об этом. Он сказал мне заранее, за три или четыре дня примерно, чтобы я сняла наличные, купила много воды и продукты, которые могут долго храниться. Даже не спрашивала, почему он все это мне рассказывает.
Было страшно, прежде всего, за Сергея, потому что знала, что он непосредственно в боевых действиях будет участвовать. И было тоже страшно за маму. Она проживает в Винницкой области. Боялась, что не могу ей помочь.
24 февраля вечером Сергей написал: “Со мной все хорошо. Сиди, учи программирование и работай”.
А каким был день вашей свадьбы?
— Сергей попросил своего собрата помочь со свадьбой, который не был в Мариуполе на тот момент, а воевал на другом направлении. Он как раз приехал в Хмельницкий.
А было так: Сергей не выходил на связь несколько дней. Поэтому записал видео 27 апреля утром о том, что он согласен взять меня в жены и назвал ФИО и дату. Сказал, что он находится непосредственно в Мариуполе и поэтому не может выйти на связь.
Я показала это видео в ЗАГСе и через 30 минут получила свидетельство о браке. Тогда сразу написала Сергею, что мы женаты. Он был счастлив, очень сильно этого хотел.
Думаю, именно этот день, наша свадьба, дал ему силы на дальнейшую борьбу.
Что вы чувствовали, когда видели кадры с обстрелами Азовстали, где находился ваш муж?
— Меня постоянно трясло, я смотрела все эти видео и старалась не плакать, но эти слезы просто сами лились. Было чувство бессилия и отчаяния. Мы не знали, что делать.
Помню, что у некоторых родных тогда была идея – пойти прямо в Мариуполь, чтобы нас собрались сотни людей или тысячи, и просто забирать ребят и помочь эвакуироваться оттуда.
Я тоже была готова к этому. Но, конечно, все сели-обдумали, что это будет для них еще труднее. Не знаю, какая бы реакция была у Сергея, если бы он узнал, что я пошла.
Как удавалось общаться во время осады Мариуполя?
— Он мне ни разу не писал, что в Мариуполе или на Азовстали. Не говорил ничего о боевых действиях, ни о том, как он. Я просто поняла, что он в Мариуполе, потому что база Азова была возле города.
А затем в начале марта кто-то из командования подразделения давал интервью и сообщил, что из этих баз перед полномасштабным вторжением бойцы отправились в Мариуполь, чтобы его защищать.
Он и о ранении своем ничего не сказал.
Писал периодически. Иногда его не было на связи пять-шесть дней. Конечно, у меня уже тогда начиналась паника, я не знала, кому писать и что делать. Тем более, что я не знала собратьев моего мужа вообще.
Он мне плюсики не присылал никогда, но писал: “Живой, цел, люблю”.
Иллюстративное фото: Unsplash
Были такие дни, что он мог подольше со мной пообщаться, спросить, как я, чем занимаюсь, на работе как дела. Пытался шутить постоянно.
Всегда старался меня поддерживать и постоянно говорил, чтобы я что-то делала, работала и не волновалась за него слишком сильно. Мне кажется, он больше переживал за меня, чем за себя.
Однажды он написал, что ему очень досадно, что мне приходится через все это проходить. И просил прощения за это.
Вообще было очень сложно не только когда россияне начали массированно обстреливать Азовсталь, было тяжело с первых дней. Потому что с первых дней Мариуполь очутился в окружении, мы совершенно не знали, чем помочь нашим родным.
У меня просто было отчаяние и чувство бессилия, а еще очень много ненависти.
В один момент настолько разволновалась, что мне стало плохо и физически. Долго не могла отойти от этого, особенно когда были такие ситуации, как, например, россияне сбросили бомбу на драмтеатр, или когда разбомбили госпитали, которые были на Азовстали. И еще была информация, что было применено химическое оружие. Трудно было собрать себя в тот момент.
И для меня, пожалуй, больше всего запомнился тот момент, когда в начале мая Ирина Верещук и еще некоторые представители власти сказали, что состоится эвакуация гражданских и что будет помогать МККК и ООН.
Наши ребята эвакуировали гражданских и перевозили их, кажется, на каком-то автобусе. И россияне как обычно нарушили режим тишины. Тогда погибло очень много наших ребят, было много раненых.
Тогда страница Азова выложила видео с раненым парнем. Там было плохо видно лицо, а только заметен характер ранений и как ему тяжело. Не знаю, почему так получилось, но я подумала, что это Сергей. Сейчас понимаю, что вообще не похож.
Смотрела на того парня и понимала, как ему больно. Думала, что я не доживу. Настолько было физически плохо.
Но на следующий день взяла себя немного в руки и начала писать разным людям, которых видела на видео и которые могли давать интервью с Азовстали. Спрашивала их относительно моего Сергея, знают ли они, где он и цел ли, жив ли.
Вечером мне написал собрат мужа, которому Сергей дал мой номер, и сказал, что с ним все хорошо.
Не могла поверить своему счастью, полчаса не могла успокоиться от радости, что он просто жив.
Было очень трудно морально, когда они были в Мариуполе. Понятно, что хоть мы видели все эти видео, понимали, какая там ситуация, но я считаю, что мы, наверное, знали, только процентов десять из того, что там происходило.
И то, что пережили ребята, которые все еще находятся в плену, я считаю, это трагедия. Они сделали все, чтобы россияне не пошли дальше. Они весь удар взяли на себя.
Считаю, что такие люди нужны нашей стране. Конечно, они нужны и родным в первую очередь. Но они показали, что действительно настоящие воины — могут и будут воевать за нас всех.
А как возлюбленный сообщил вам о том, что 16 мая по приказу сложил оружие и выходит из металлургического завода? Что говорил или писал?
— Он мене не сообщил. Крайняя связь у нас была 13 мая. Он тогда написал, чтобы я не беспокоилась, что его не будет долго на связи. Он мне это уже писал несколько раз раньше. Но на этот раз я почувствовала, что он чем-то обеспокоен. Несколько слов мне написал. Сказал, что любит. И все.
16 мая я узнала, что первые защитники вроде бы начали выходить из Азовстали в плен. Это не подтверждалось почти весь день, хотя были такие слухи.
А уже вечером Анна Маляр и Владимир Зеленский объявили о том, что началась эвакуация военных из Азовстали и раненые бойцы были направлены в Новоазовск на удержание. Затем они должны были вернуться домой в рамках обмена. Другую часть бойцов отвезли в Еленовку.
Позже я узнала, что мой муж вышел тоже 16 мая, у него тоже было ранение. Но его направили сразу в Еленовку. Это мне стало известно уже от воинской части и из видео.
Я увидела сюжет пропагандистов на российском Telegram-канале из колонии в Еленовке. Там были четко видны представители МККК, а также многие наши бойцы. Тогда я и увидела Сергея.
У меня были очень смешанные ощущения. Я была рада, что он вышел из Азовстали и жив. А с другой, было очень страшно. Потому что была полная неизвестность.
Мы не знали, что будет дальше. Хотя нас уверяли, что они вернутся в рамках обменов. Связи с Сергеем у меня, к сожалению, нет все это время.
Только удалось дважды пообщаться с освобожденными из плена, которые видели Сергея. Это было уже после теракта в Еленовке, когда был большой обмен 21 сентября.
Тогда мне позвонил обмененный защитник и сообщил, что они с моим мужем общались в Еленовке и что они хорошо общались. Он тогда сообщил, что мой муж выжил в теракте, но у него была ранена нога.
А после обмена 6 мая 2023 мне сообщили, что Сергея видели в России, но не сказали, где именно. Об этом рассказал освобожденный из плена защитник.
Об общении еще такой момент. Это понятно, что россияне нарушают все Женевские конвенции об обращении с военнопленными. Но даже там ясно прописано, что военнопленные имеют право общаться со своими родными путем переписки.
В Украине была такая практика. То есть некоторые родные смогли своим защитникам написать письма. Некоторые даже получили ответ.
Я написала письмо мужу в январе, но почему-то уверена, что он его не получил. Потому что я ни разу не слышала, чтобы жена или мама азовца получила письмо от своего родного из плена. Это очень сложно.
Что дало вам силы собраться и присоединиться/создать организацию семьи Еленовки? Как вообще создавалась эта организация?
— Осенью после теракта в Еленовке я познакомилась с женщиной, которая просто собрала людей в чат — родных раненых военных, которые находятся в плену.
Это военные с разных направлений, разные обстоятельства попадания в плен, разные характеры травм. И там я пыталась быть активной, организовывать встречи с властями, международными организациями. Хотела хоть как-то помочь.
Но получилось так, что в этом сообществе со временем начала работать только я и все почему очень пассивными стали.
К сожалению, у меня тоже бывает такое чувство бессилия, но я беру себя в руки, потому что я понимаю, что нужно помочь Сергею. Для меня это главный двигатель. Я больше ни о чем сейчас не думаю.
Впоследствии мы организовали сообщество семей военнослужащих, пострадавших в теракте в Еленовке. Сделали это после того, как Генсек ООН Антониу Гутерреш расформировал миссию по установлению фактов массового убийства и искалечению военнопленных. До этого мы еще очень надеялись на эту миссию.
Надеялись и на Международный Комитет Красного Креста. Нас просто все уверяли, что все будет хорошо, что мы все же сможем получить информацию о погибших в теракте, кто там находился, кому удалось выжить, кто получил ранения.
Мы действительно верили, что цивилизованный мир осудит это преступление, но вышло так, что мы остались сами.
Несколько человек из нашего сообщества, инициативной группы, в начале мая поехали в Женеву и посетили офис ООН и МККК. Спрашивали, как мы можем возобновить расследование и могут ли они возобновить миссию, которую они сами же и расформировали. К сожалению, нам отвечали, что такой шанс есть, но он ничтожен.
Мы стараемся искать какую-нибуть информацию и любые пути, чтобы возобновить расследование. К сожалению, и внутри страны расследование либо остановилось, либо его не было.
Мы постоянно организовываем встречи с Координационным штабом по вопросам обращения с военнопленными и прежде всего поднимаем вопросы выживших в теракте и как нам их вернуть, что именно мы можем для этого сделать. Ответы всегда таковы: ждите, а Украина все делает.
На самом деле, после таких встреч опускаются руки.
У нас было очень много встреч с представителями МККК и ООН – и не только в Женеве, но и онлайн и в Киеве. Но такое ощущение, что им безразлично.
В МККК сказали, что будут добиваться доступа к Еленовке, а также раненым, чтобы оказать им медицинскую помощь и добиться интернирования. Но они не уточнили, возвращение ли это в Украину, или куда они собираются их отправлять. Из всего этого они ничего не сделали. Раненых они не посетили.
РФ выставляла списки погибших и раненых после теракта в Еленовке. Мы, к сожалению, не знаем всю картину.
Известно только о том, что непосредственно 27 июля за день до взрыва перевели 193 человека, преимущественно азовцев, в этот барак. Мы своими силами пытаемся установить этот список.
Единственное, что получилось, это вернули 11 октября тела погибших. Но ситуация с телами тоже очень сложная, потому что они уже практически несколько месяцев в Украине, но идентификация до сих пор продолжается. Родные ждут с октября 2022 года, и только в последнее время начали получать подтверждение, что их защитники погибли. И экспертиза продолжается, поэтому некоторые семьи продолжают ждать.
Родные живут в ожидании, что им придет подтверждение, что их родные, к сожалению, погибли.
Некоторые семьи вообще не знают, были ли их родные в том бараке или нет. И без помощи других мы не можем установить такие обстоятельства. Все вопросы в доступе.
Тел вернули 62. Но дело в том, что неизвестно, все ли эти тела после теракта в Еленовке.
Точную цифру мы узнаем, когда пройдут все эти экспертизы и будут подтверждены все ДНК.
В Еленовке, мне кажется, уже нет никаких улик и вообще ничего. Они (россияне, — ред.), наверное, за первый месяц или пару недель после теракта все там зачистили. Я не вижу смысла ехать туда.
Но тела уже в Украине. С ними тоже можно уже делать определенные экспертизы, в телах могут быть обломки.
Также за эти десять месяцев удалось вернуть некоторых людей, которые были в том бараке. Некоторые уже дома из тех, кто был в соседних бараках. Все они могут свидетельствовать и рассказать, что там произошло. А также нужно вернуть всех, кто был там.
По расчетам нашего сообщества, около 13 человек сейчас только вернулись из того барака, которые выжили. А в плену находится около 130 человек, которые были там и выжили. Им до сих пор грозит опасность.
Россияне искалечили очень много наших защитников. Даже по их спискам, более 70 человек. Однако дело в том, что еще МККК и ООН отрицали, что они предоставляли гарантии при выходе из Азовстали.
Я считаю, что на РФ можно найти рычаги влияния и у нас уже были такие обмены. Думаю, дипломаты должны направлять усилия, чтобы какая-нибудь страна взяла под опеку военнопленных, чтобы их репатриировали в третью страну.
Усилия должны быть направлены прежде всего для тех, кому угрожает опасность — выживших в результате теракта — вышедших в плен по приказу.
Существует такой тезис, что если мы говорим о пленных, то автоматически выступаем против своей власти. Это не так. Мы просто хотим, чтобы наши родные как можно скорее вернулись домой. И чтобы все эти слова, что мы вернем каждого, были не только словами.
Вам удалось установить, по какому принципу россияне собрали в этом бараке людей?
— У нас была встреча с уполномоченным ВР по правам человека Дмитрием Лубинцем и на ней присутствовал один из защитников, получивший ранение в теракте.
Он не может ответить на этот вопрос. Говорит, что все действительно было достаточно хаотично. Да, россияне заранее подготовили списки, но там были люди совершенно разных специальностей, с разным опытом боевых действий, возрастом, то есть все разное. И какой-либо логики ни азовцы не могут найти, ни власть наша, ни мы лично.
Вам известно, где ваш муж сейчас?
— Его этапировали, но не сразу после Еленовки. После теракта он находился в больнице в Донецке. Я видела видео 3 августа из больницы, где было ясно видно его. Он говорил, что тогда слышал во время теракта и сказал, что у него что-то с ногой.
А в конце августа мне позвонили из патронажной службы Азова и сказали, что мой муж месяц пробыл в больнице и его вернули в Еленовку. Позже обмененный защитник подтвердил это.
В конце сентября наших защитников, находившихся в Еленовке, начали этапировать на территорию России. Это говорили и сами россияне, что перевозят их в Ростовскую область и еще куда-то, в разные колонии.
Мы, к сожалению, не знаем, живы ли наши родные сейчас и постоянно ждем хотя бы какую-нибудь информацию. Психологически очень тяжело, потому что ты не знаешь, как ему помочь.
Сообщество семей Еленовки работает для того, чтобы вернуть всех выживших в теракте. Сейчас цель — возобновление расследования, чтобы все виновные были привлечены к ответственности и мы четко знали, кто это сделал. Чтобы мы знали фамилии преступников и чтобы они понесли наказание.
Мы работаем для того, чтобы Еленовка 2.0 не состоялась.
Возможно, россияне планируют еще что-то такое сделать, поэтому важно говорить о смерти в плену и пытках для того, чтобы это предотвратить.
Что вам дает силы в этой борьбе?
Сергей и мысли о нем. Я думаю, сколько он всего пережил в Мариуполе, сколько сейчас он всего проходит. Считаю, что просто не имею права опускать руки. Я должна за него бороться.
Морально я настроена на борьбу, но физически бывает сложно. Думаю, что после возвращения Сергея мне тоже потребуется определенная реабилитация. Сейчас я этого не делаю, потому что у меня есть чувство вины, что я могу здесь свободно сидеть, жить, есть, пить, выйти на улицу, с кем-то пообщаться. А он этого всего не может.
Но я уже несколько месяцев читаю разные книги по психологической реабилитации военнослужащих и прошедших плен. Проходила некоторые курсы по этой теме для того, чтобы понять, с чем я могу столкнуться, что мне с этим делать и как помочь Сергею.
Как вы чувствуете, о чем ваш муж сейчас думает?
— На самом деле, думаю, что он, как и в Мариуполе, переживает за меня больше, чем за себя. Возможно, сейчас он опасается, что я не выдержу.
Думаю, он знает, что я его жду и борюсь. Действительно, каждую секунду жду того обмена и в тот момент, что он мне позвонит.
Он мне снится практически каждую ночь. Я просто стараюсь держаться ради него и верю, что он это чувствует.
Знаю, что он жив и обязательно ко мне вернется. И я готова ждать столько, сколько это потребуется. Но все-таки больше года плена… Я даже не представляю, какое у него сейчас психологическое состояние.
А если говорить о физическом, то думаю, что даже здоровье не получится полностью восстановить. У него уже больше года ранения обеих ног.
Верю, что он справится. Потому что он очень силен. Знаю, что он обязательно дождется обмена.
Что вы чувствуете с каждым обменом пленных?
— На самом деле, эти дни очень тяжелые. Потому что ты надеешься, что, возможно, на этот раз он вернется. И постоянно у меня такое впечатление, что сердце вроде бы вылетит.
Я начинаю представлять, что он сейчас мне позвонит, что наконец-то его услышу, что он скажет, что его обменяли и он снова будет в безопасности, что я наконец-то смогу его обнять.
И каждый раз это не происходит. Я уже немного научилась приходить в себя после обменов. Просто начинаю что-то делать, чтобы Сергей скорее вернулся. Например, ищу различные правозащитные организации, в которые мы еще не обращались и которые могли бы нам что-то посоветовать и помочь.
Что мечтаете прежде всего сделать, когда встретитесь наконец с любимым?
— У меня знаете первое желание — полностью его восстановить, чтобы он смог жить полноценной жизнью, чтобы ему не снились кошмары, чтобы он не думал постоянно о том, что происходило в Мариуполе и плену.
Мне хочется помочь именно в том, что касается реабилитации и вхождения в гражданскую жизнь. Чтобы он нормально чувствовал себя и не было каких-либо осложнений.
Думаю, сделать так, чтобы ему предоставили качественную медицинскую помощь. Сейчас этим занимаюсь, ищу разные контакты, читаю о клиниках и санаториях. Покажу ему этот список, который составляю, а он уже себе выберет, где лечиться.
Как вы думаете, что он скажет?
— Мне кажется, он будет мною гордиться. Но честно не знаю, что скажет. Мне просто скорей хочется услышать его голос. А что он будет там говорить, то уже не так важно.
Как украинское общество, каждый отдельный человек в стране может помочь с освобождением пленных?
— Нужно информационно поддерживать военнопленных. После выхода наших бойцов из Азовстали очень была большая поддержка общества. Каждый день во всех соцсетях люди писали о том, чтобы освободили защитников Азовстали из плена.
А после обмена 21 сентября, к сожалению, поддержка снизилась из-за того, что некоторых медийных бойцов тогда обменяли. Их лица знала вся страна, а также вне ее. И все успокоились, что они, наконец, дома.
Тогда еще некоторые СМИ преподнесли таким образом информацию, что якобы все защитники Азовстали дома. Хотя там было всего 215 человек.
Пока не всех обменяли, надо за них бороться. Мы должны говорить о них.
А если говорить о теракте в Еленовке, то некоторые люди об этом забыли еще больше, чем о боях за Мариуполь. Или вообще не знают, что там были раненные, которые до сих пор находятся в плену без какой-либо медицинской помощи.
Им не только медицинская помощь необходима, но и психологическая. Они видели, как их собратья живьем горят. Они пытались вытащить друг друга и спастись.
Люди, наверное, не понимают, что мы воюем с жестоким врагом. Здесь не получится, что один день мы переживаем за военнопленных, а в другой — нет.
Людей нужно оттуда вытащить. Потому что сейчас такое впечатление, будто военные нужны, но когда они попадают в плен или получают ранения, они уже никому не нужны. Так не должно быть.
Помнишь, что было год назад? Освобождение Киевской области, подписание ленд-лиза, победа на Евровидении и начало битвы за Донбасс. Но самой горячей точкой на карте стали Мариуполь и металлургический завод Азовсталь. Вікна собрали для тебя хронологию боев за Мариуполь, а также информацию о помощи до сих пор пленным защитникам.
А еще у Вікон есть свой Telegram и Instagram. Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!
А еще у Вікон есть крутой Telegram и классная Instagram-страница.
Подписывайся! Мы публикуем важную информацию, эксклюзивы и интересные материалы для тебя.