У врача Антонины Андриенко традиция — перед тем, как солдат покинет ее психиатрическую больницу, она его фотографирует. Все фотографии с живыми находятся в ее кабинете, а фотографии погибших — в коридоре. Она хочет запомнить их всех.
Женщина рассказывает об этом в конце общения с побывавшими на ее месте работы журналистами издания The New York Times — Киевской городской психиатрической больнице имени Павлова. Или как еще называют заведение — Павловка.
В этом месте раньше в большинстве своем лечили людей с тяжелыми психическими заболеваниями, преимущественно с шизофренией. Но в прошлом году, в июне, в заведении открыли временное отделение для военных. Тогда для них отвели 40 коек, но за шесть недель своего существования их количество выросло до сотни.
Как объясняют местные специалисты, курс лечения в среднем длится три-четыре недели, после чего солдаты должны вернуться в свои подразделения и пройти осмотр в медицинской комиссии.
Антонина, которую здесь ласково называют мама Тоня, вместе с этим замечает тенденцию как ее пациенты порой бывают не готовы покидать это тихое место.
Младший лейтенант Руслан говорит, что хотел бы спрятаться от мира в какую-нибудь нору. Но ему снится постоянно тот же сон. В нем мужчина прыгает в окоп, а он оказывается могилой.
До 24 февраля 2022 года Руслан был учителем рисования, но после начала полномасштабного вторжения России на территорию Украины мужчина стал командовать саперным подразделением.
Долгое время находился под Бахмутом, где было задание устанавливать мины перед украинскими позициями. Весь этот процесс сопровождался постоянными обстрелами. С задачей Руслан справился, но этот опыт остался с ним навсегда, и теперь он постоянно испытывает ощущение, что произойдет что-то ужасное.
Все ужасы Бахмута преследуют меня. Это был ад. И я продолжаю жить в аду.
Другой солдат 29-летний Станислав по возвращении из зоны боевых действий не может спать. И таких историй здесь много. В мирной жизни мужчина был поваром. Но через шесть месяцев на фронте, по его словам, он потерял вкус к жизни.
Мне говорят, что я разговариваю во сне со своими собратьями. У меня исчез аппетит. Я стал неспокойным. Не могу сосредоточиться на чем-нибудь одном: в голове нет порядка.
Некоторые начали чувствовать себя хуже уже во время ротации. Так случилось и с Александром. После возвращения с фронта мужчина почувствовал, как начал заикаться, в руках появилась дрожь, давление повышалось постоянно. Опасность была позади, а вот стресс остался.
Военные жалуются, что их организмы дают сбой и отказываются “работать”. Но в то же время возможности Павловки тоже ограничены. Как говорит директор психбольницы Вячеслав Мишиев, пациентам здесь могут предложить только стандартное медикаментозное лечение. Психотерапевта пока нет.
Кроме того, через три-четыре недели 70% военных вернутся в ряды ВСУ. Но пока это точно будет не Валерий, поделившийся своей историей. Рассказывать некоторые детали ему до сих пор сложно. Мужчина даже замечает, как иногда отстраняется в общении с женой и иногда просто не слышит ее.
Валерий не может этого сделать, потому что постоянно вспоминает экипаж танка своих друзей. Все они погибли, а тела так и не удалось достать. Этот факт его просто съедает как отсутствие возможности жене знакомого объяснить, как именно погиб ее муж.
Иногда я просыпаюсь ночью и не могу дышать. Потребуется время, чтобы успокоиться. У меня на столике у кровати готова таблетка, которую я могу немедленно принять.
Так же сложно говорить о пережитом и другому пациенту. Он вместе с собратьями держал позицию. Их было четверо. Однако обломки сбитого вражеского беспилотника поразили его товарищей — один погиб на месте, а двое были ранены.
Сам солдат тогда остался наедине держать позицию в ту морозную ночь. Не он сам рассказывает об этом, а Антонина, с которой он поделился.
Также своей историей поделился и другой военный, чьи родители жили в серой зоне. Они были на кухне, когда кто-то бросил гранату им в окно. Мужчине пришлось самому идти забирать их останки.
Он отправился домой, чтобы собрать их останки и взял две сумки: одну для отца, другую для матери.
Женщина говорит, что в таких ситуациях лекарства не могут помочь. Поэтому она попыталась подобрать правильные слова и попросила его помнить, что он должен сам завести семью и детей, чтобы отдать им ту любовь, которую сам не сможет больше получить от родных.
Журналисты The New York Times пишут, что ученые считают, что последствия психической травмы могут выходить за пределы человеческой жизни, кодируя черты еще нерожденных детей.
Это беспокоит психиатра Олега Чабана, консультирующего Министерство обороны Украины, а также наблюдающего за украинскими солдатами с 2014 года. Мужчина рассказывает, что когда бойцы покидают зону боевых действий, у них появляются определенные симптомы: кошмары, отрицательные воспоминания, бессонница.
Профессор рассказывает, что эпидемиологи, изучающие детей, рожденных спустя десятилетие после Голодомора, обнаружили у них следы того, что пережили их родители. У этих детей более высокие показатели ожирения, шизофрении, диабета, а также они имеют меньшую продолжительность жизни.
Меня это беспокоит. Потому что я хочу, чтобы мои внуки и правнуки жили в стране под названием Украина, — признается Олег Чабан.
А пока врачи продолжают свою работу, их пациенты сменяют друг друга в палатах. Их надежды и психическое здоровье — в руках медицинских работников. Судьба страны — в руках этих бойцов.
Если в твоей семье есть военные, которые вскоре вернутся с фронта — позаботься о психологической атмосфере дома. Она должна быть комфортной. Читай, как создать благоприятную психологическую атмосферу для тех, кто вернулся с фронта.
А еще у Вікон есть свой Telegram-канал. Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!