Имя и фамилия героев истории изменены. Мы часто пишем эти слова о тех, чьи рассказы поражают откровенностью и шокирующей реальностью оккупации. Эти герои даже в безопасности, оставив все ужасы позади, боятся за свою жизнь и жизни своих родных.
Такая и история Игоря и Ирины, которым удалось выехать из временно оккупированного Херсона. Но перед этим счастливым глотком свободы были долгие дни в неволе за решеткой российских пыточных, развернувшихся практически на всех захваченных территориях.
Игорь провел в одной из таких около двух месяцев после того, как за ним целенаправленно пришли оккупанты. Его жена уверена — на мужа захватчикам кто-то указал.
На нашем доме нет номера, кстати, и у соседа нет. Рядом стоят два дома под застройку. Там никто не живет. Там пусто. Поэтому они знали, что это наш дом.
Мужчина рассказывает: оккупанты знали полный перечень организаций, к которым он был причастен. А красно-черный флаг и еще один документ, который показался захватчикам подозрительным, только подтвердили проукраинские взгляды Игоря.
Конечно же, оккупанты начали обвинять мужчину в том, что он якобы нацист или фашист. Даже рассказали ему, что поймали в городе какого-то парня со свастикой. Однако Игорь уверял, что в Украине такого не поддерживают, поэтому их обвинения и подозрения безосновательны.
Первое время у захватчиков было принято пытать “новеньких” током и допрашивать. Делали это до тех пор, пока человек в чем-то не признается или не назовет чье-то имя. Тогда у них была намечена следующая цель, которую они и разыскивали.
Игорь подозревает, что так его и вычислили — из-за пыток одного из его знакомых. Однако когда дело дошло до него, то даже под током мужчина старался не называть имен — знал, к чему это может привести. Кроме того, большинство его знакомых к тому времени уже выехали из города.
Но чтобы он ни сказал, как и любой другой заключенный, оккупанты не спешили верить каждому слову, вылетавшему из уст пленного. Излюбленной фразой была нецензурная, которую трактовать можно как “врешь”.
Пытались открывать воду в кране, чтобы не было слышно крика, — рассказывает Игорь о постоянных криках тех, кого допрашивали.
Между допросами все находились в камерах. Поскольку захватчики привозили людей больше, чем могла вместить тюрьма, то места в помещениях не хватало. Так Игорь в первую свою ночь в неволе провел прямо на полу. Его сокамерникам повезло чуть больше — кое-кто смог устроиться на кровати без матраса.
Все спали на голых нарах без матрасов. У всех облезала кожа на спине и бедрах. Свет на ночь не выключался, горел круглосуточно.
Позже мужчину перевели в другую камеру, но от этого легче не стало. Несмотря на то, что там были матрасы, вместе с ними была и постоянная сырость. Всё вокруг было мокрым, а дышать было практически невозможно.
О санитарии нечего было и мечтать. Даже когда жена Игоря чудом узнала о его местонахождении и пыталась передать ему средства гигиены, они часто не доходили до адресата.
Кусачки для ногтей заключенные практически выпросили, поскольку в камере царила полная антисанитария. Почистить зубы, умыться или подстричь ногти — это были почти элементы роскошной жизни, недоступные пленным.
Медицинскую помощь люди в камерах оказывали сами друг другу, поскольку здание считалось засекреченным — официально и оно не существовало, и заключенных в нем тоже. Приходилось придумывать, как помочь тем, кто вернулся после пыток.
Мы узнали, что йод очень хорошая вещь. Он рассасывает гематомы, вообще универсален. Там была еще мазь Вишневского. Тоже крутая вещь. Никаких бинтов не было.
Еще одно средство: мочили тряпку и прикладывали человеку, чтобы легче было.
Также приходилось находить способы, чтобы не голодать. Кормили оккупанты раз в день пересоленной кашей. Заключенные, чтобы прожить один день, должны были делить эту порцию на два приема — утром и вечером.
На большее растянуть было просто невозможно и неизвестно было, сколько им еще сидеть за решеткой. Случалось так, что могли подержать неделю, узнать все, что нужно, и отпустить. Бывало, что могли держать и по 80 дней.
Дольше всех в неволе пробыл мужчина, оставшийся в камере, когда Игоря отпустили. Он сидел там уже 120 дней. Его дальнейшая судьба неизвестна. Но обычно, когда люди выходили на свободу, пытались передать всю информацию родным тех, кто остался в том четырехстенном аду.
Ирина также пыталась выведать хоть какую-нибудь информацию о своем муже. Как только Игоря забрали, она принялась искать его. Кто-то из знакомых посоветовал обратиться к так называемой “военной комендатуре”.
Туда нужно было регулярно ходить и спрашивать о своем родном человеке, несмотря на то, что обычно там ничего не говорили. Лучшим вариантом ответа было то, что следствие продолжается. Это означало, что человек еще жив.
Позже к Ирине попала весточка о том, где он находится. Тогда женщина смогла собирать передачки, чтобы у любимого были хотя бы какие-то средства к существованию. Когда узнала, что большая часть не доходит, то начала складывать еще больше, чтобы хоть что-то попало пленным.
В тот последний вечер она тоже пыталась собрать очередную посылку. Однако все падало из рук. Когда позвонила знакомая волонтер, Ирина боялась, что случилось самое страшное. Однако когда вышла навстречу знакомой, то увидела любимого. Он стоял в той же одежде, в которой его забрали. Уставший и обессиленный, а еще немного расстроенный, что трехлетний сын не смог его узнать.
Но он был счастлив видеть свою семью, даже успел купить цветы, конфеты для любимой и мягкую игрушку для сына. После этого семья смогла выехать из оккупации, но до сих пор их мучают воспоминания. Поэтому супруги мечтают, чтобы их родной город и другие временно оккупированные территории как можно скорее освободили.
Конечно, больше всего хочется, чтобы освободили скорее Херсон. Увидеть родной дом, родных людей.
Немало пришлось пережить и Альфаду и Эльмире Галимовым. Россия мучает уже три поколения в их семье. Читай историю крымскотатарской семьи, которая в очередной раз начинает жизнь заново.
А еще у Вікон есть свой Telegram-канал. Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!