Исповедь четверолапого. Что мы могли бы узнать об оккупации Ирпеня, если бы собаки умели говорить

Наверное, скоро украинские писатели начнут издавать книги-исповеди об увиденном во время войны в Украине. Сотни городов завоют от боли, как умеют завивать только собаки и волки. И если последние привыкли жить в одиночестве и руководствоваться инстинктами выживания, то собаки могли бы рассказать всему миру свои истории, наполненные болью.

Журналистка Лаборатории журналистики общественного интереса Ирина Лопатина познакомила нас с лохматым псом, по имени Кузя. Его дом россияне уничтожили в марте 2022 года. Впоследствии ужасы родного Кузи города разлетятся не только по отечественным, но и по зарубежным СМИ: об Ирпене узнают все.

На его малой родине — улице Давидчука — войска РФ расстреляли более 300 мирных людей.

Но к этому моменту Кузя жил привычной жизнью дворового пса: вернее, не совсем дворовой, а дворянской собаки без хозяина. У Кузи есть порода — тибетский терьер. Со временем его черная, как смола, шерсть сменила цвет на седую.

До войны Кузя никогда не голодал: ему могли прямо с многоэтажек бросать еду. Еда сыпалась на голову — думала голодная собака, когда в марте на ее голову сыпались железки, куски домов, а еды больше не у кого было просить.

Война, продолжавшаяся не вечность, и не миг

В тот день, когда люди бегали с сумками в свои автомобили, Кузя не хотел их догонять. Но он пытался понять то странное слово, которое пропитывало воздух: война.

Войной теперь здесь пахло каждый день. Вместо его любимой хвои, Кузя слышал только дым, порох, смерть и… войну. Если бы Кузя мог говорить, мы бы услышали от него рассказ о домашних собаках и котах, которые бежали от войны наугад: срывались с поводков своих хозяев, или просто искали спасения, когда их бросали на выживание.

Наверное, если бы Кузя мог говорить, он бы еще добавил, что осуждает такие поступки: когда люди покидают своих домашних животных на произвол судьбы. Одно дело — дворовый Кузя, а совсем другое — кошка, никогда не видевшая двора.

От выстрелов Кузя содрогался. Он видел, что дома загораются от попаданий — но не видел рядом мужчин в шлемах на красных машинах, которые обычно эти пожары тушили. Вообще все вокруг стало теперь иным: раньше собаки просились к людям в дома, а теперь — люди к собакам, в подвалы и котельни.

Но люди, так резко потерявшие привычный, ухоженный человеческий облик, не потеряли человеческого нутра: Кузя получал куски пищи, которые теперь двуногие готовили на детских площадках, прямо на костре.

Кузя видел, как люди дергаются от непонятных свистящих звуков и взрывов. Видел, что они натягивали на себя несколько одежд, чтобы согреться. Видел, как они, когда-то сторонники большого метража, собирались в цоколе недостроенного дома цыганского барона.

В том цоколе жили и животные: большие собаки, ранее защищавшие своих хозяев. Почему “ранее”? Ибо теперь было непонятно для собак, от кого приходится защищать и не угрожает ли опастность им самим.

Как пахнет оккупант, когда он жив

Когда в Ирпень вошли русские, Кузя первым почувствовал запах страха. Собаки всегда чувствуют, когда люди боятся. Кузя знал — в его Ирпене люди так никогда не пахли, даже в критические моменты родов, пробок или колебаний курса доллара.

Так пахли оккупанты, пока были живы. Они еще играли в неизвестные для собак игры: то прятали свою большую технику, то вывозили ее на улицы и громко стреляли. Потом пытались заговорить с людьми, которых знал Кузя: а те как-то неохотно отвечали. Но играли в прятки они мастерски — никогда бы Кузя не подумал, что люди лучше собак умеют искать норы и лазы для ночлега.

Играть в сафари оккупанты любили больше всего: мне это напоминало, как когда-то давно, или недавно, кошки охотились на воробьев. Правда, всегда не везло кошкам. С чужаками — не везло воробьям.

Тела людей вокруг сводили с ума и собак: бывало, те от голода драли куски плоти бывших кормильцев. Чужие люди, особенно пахнущие смертью, стреляли и в четверолапых.

Но особенно Кузя ощущал страх в воздухе, когда кто-то из его друзей находил тайники оккупантов: последние с испуга стреляли на ощупь. Жаль, что очень часто попадали по целям.

Самому Кузе тоже стало тяжело: нет, трупов он не ел, но лапы часто ранило разбитое стекло, куски бетона или провода.

Читать по теме

Выжить нельзя поддаться

— Чужие люди начали стрелять по моим родным людям, когда те просто выходили раздобыть воду. Когда мы ели (меня тоже кормили), то бросали какие-то взрывчатки. После них я некоторое время ничего не слышал и не видел, — признался бы Кузя, если бы нашелся где-то переводчик с собачьего языка.

А еще песик очень хотел бы рассказать одну историю, сильно въевшуюся в собачью память: он стал свидетелем, когда одного молодого парня чужие двуногие подстрелили прямо на улице, ни за что. То, как они издевались над парнем, которого звали Лев, было больно видеть и Кузе: вставляли оружие в раны, крутили ими, пока Лев не потерял сознание. Затем они унесли его с собой.

Впоследствии парень с белой тканью чуть не приполз к укрытию людей. Его вывезли местные храбрые мужчины в больницу.

Когда на улице Давидчука не осталось ни одного уцелевшего дома, страшные люди, которые так и пахли, начали обследовать каждый дом. Тогда боялся и Кузя, что его могут заметить. Хватая вечером горячую гречневую кашу, он отчетливо ощущал в ней запах смерти.

Через несколько минут его кормильца убили те страшные люди. А еще через мгновение все люди из собачьего тайника были вытянуты во двор. Если бы Кузя умел плакать, он бы обязательно это сделал: ему было по-собачьи жаль того усатого мужчину, который кормил Кузю даже в моменты голода двуногих.

Людей, которых вывели из укрытия, теперь держали в цыганском цоколе вместе с другими двуногими. Чужеземцы то и дело стреляли в кого-то, запугивали, но позволяли выходить во время дневного света.

Через несколько мгновений, или несколько вечностей, чужаки сорвались с места и поехали в направлении Ворзеля — “освобождать” тамошних людей. Кузя так хорошо запомнил это слово: освобождение. Потому что чужие люди повторяли его постоянно родным Кузи людям: мол, освободили вас от бандеровцев, идем освобождать дальше.

Кузя так и не понял, что из уничтоженного чужаки назвали бандеровцами: дома, леса, парки, еду с водой, газопровод, турбазу или несколько сотен животных, пенсионеров и детей.

В ту ночь усатого кормильца Кузи похоронили возле одного из каркасов бывшего жилого дома. Когда уже стемнело, к цоколю подошли еще одни незнакомцы: Кузя почувствовал, что они не пахнут страхом.

Когда дверь цоколя отворилась, один из них громко крикнул: Слава Украине! Люди в цоколе, потерявшие счет времени, наверное, забыли, что стоит отвечать. Но через несколько секунд кто-то отозвался: Героям Слава!

Взъерошенная шерсть символа освобождения

Кузя знает — он стал символом освобождения своего города. Пока где-то заменяют оконные стекла, ремонтируют здания, собирают неразорванное железо, Кузя переживает собственную трагедию: его любимый хвойный лес вырубают, потому что оккупанты уничтожили санаторий Ласточка на его территории.

Кузя еще больше поседел: не уверен, что именно из-за собственной породы тибетского терьера. Вместе с тем собака радуется и новому знакомству: после освобождения его Ирпеня сюда приезжал песик Патрон, который еще и помогал искать железки, до сих пор воняющие страхом.

Подписывайся на наш Telegram и следи за последними новостями!