От стресса маленькая дочка теряла сознание и… поседела: история Алины и Богдана, выбравшихся из Мариуполя

Мариуполь. Это слово приносит украинцам боль: за нерожденных, убитых и тех, кто это все пережил. Сейчас на месте цветущего города — руины. А когда-то счастливые обитатели многоэтажек сейчас выбрались из разбомбленных подвалов и боятся каждого громкого звука.

Историю о несокрушимой семье рассказала журналистка УП.Жизнь Виктория Андреева.

Алина с мужем Богданом в Мариуполе имели свой бизнес. Шестилетняя дочь Аделина была утешением для родителей и бабушки с дедушкой, живших неподалеку от молодой семьи. Перед самым началом войны Алина с дочерью уехала в Краков, где живет ее младшая сестра. А 22 февраля они вернулись домой — не верили, что война начнется.

В половине пятого утра семья проснулась от громких взрывов.

Первый день войны

В пять утра Алине позвонил друг семьи, владелец бизнес-центра, который в нескольких минутах ходьбы от их дома. Там было глубокое и надежное бомбоубежище, куда и пошли Алина с Богданом и дочерью.

Вспомнился 2014: тогда стреляли по Восточному району. Но мы в подвалы не спускались, потому что по ним не прилетало.

Бомбоубежище не было подготовлено, поэтому в первый день все его новые жители убирали, стелили, приносили поддоны и даже диваны, чтобы сделать его удобным.

— Первую ночь нас было более 50 человек. Кто спал, кто не спал, все боялись непрекращающихся звуков выстрелов. В бомбоубежище было холодно, хотя мы включали калориферы, — вспоминает женщина. — Утром часть людей уехала, но многие остались. И мы решили остаться, ведь долго это продолжаться не могло…

В первый же день перестали работать магазины, мародеры вынесли из них все. Еду, которая осталась у людей дома, перенесли в бомбоубежище — все ели маленькими порциями дважды в день, чтобы притупить чувство голода.

Месяц в подвале жили 50 человек, и треть из них — дети от четырех до десяти лет. Метраж нового дома был, как у обычной трехкомнатной квартиры, но людям чудом удавалось не ссориться, — вспоминает Алина.

В таком составе быстро появилось распределение обязанностей: пока кто-то следил за детьми, другой готовил еду, кого-то посылали за водой, а еще кто-то разжигал костер. Это была большая слаженная организация.

Все пытались ужиться, потому что понимали: война идет на улице, если мы устроим еще и войну в подвале, то нам конец.

Так и жили. Когда исчезло электричество, стало очень холодно. Чтобы осветить бомбоубежище, приходилось под обстрелами заряжать кольцевые лампы от автомобильных аккумуляторов. А воду брали, где могли: из больничных отстойников, луж, дождевую, и даже снег годился, потому что все хотели пить, на ней же готовили и еду.

Читать по теме

Каждый день мог стать последним: боевой медик рассказала, что пережила в российском плену

Вернувшаяся из русского плена боевой медик рассказала о своем опыте войны.

Под авиаударами

Офисное здание, под которым прятались люди, находилось под прицелом российских Градов четыре раза. От одного из них снесло половину здания.

— Обычно когда летел самолет, мы слышали звук и знали, что сейчас будет удар. А однажды было наоборот: сперва мы услышали взрыв и не успели спуститься. В тот день было солнечно и по-весеннему тепло. Многие вышли из подвалов во двор, дети даже играли.

Тогда высшие силы сохранили всех жителей офисного центра, потому что никто не пострадал. А вот муж Алины как раз с другом ходил за водой и был возле того дома, в который прилетел снаряд. Мужчин спасли каски и то, что они решили обойти тот же дом, а не идти более короткой дорогой.

А вот женщина, жившая в подвале того дома, кричала и плакала над воронкой, в которой несколько мгновений назад играли трое ее детей. Достать смогли только тело одного сына.

— После этого наши дети больше недели не выходили из бомбоубежища.

С каждым днем авиаудары усиливались, и люди не могли даже выйти, чтобы разжечь костер и поесть. Да и еда, кстати, тоже заканчивалась. ВСУ, стоявшие рядом с бомбоубежищем, могли провести всех под Азовсталью. Но каждый день было опасно, и украинские военные просили подождать.

— Однажды утром мы решили сесть и ехать в сторону центра. Было восемь машин, в каждой — по ребенку. Мы проехали два блокпоста, а на третьем нас остановили наши украинские военные. Говорят: “Вы что, ненормальные?! Куда вы едете, там бои!”

Нам сказали либо ехать в бомбоубежище, либо вообще в сторону так называемой “ДНР”. Посоветовали засесть и молиться, чтобы по нам не прилетело, потому что россияне уже заметили автомобили.

Алина вспоминает: возвращались они с опущенными окнами и размахивая руками, чтобы по ним не стреляли войска РФ.

УП.Життя

Шестилетняя Аделина поседела

У родителей Алины был свой дом за городом. Все авиаудары они пересиживали там, но когда и там жить стало опасно, пришлось выезжать. По дороге пережили “ДНР-овский” блокпост. Там отца Алины раздели догола, а в машине нашли оружие. Родителей тогда чуть не убили, но обошлось выброшенными патронами.

Их приютили совершенно незнакомые люди — просто пригласили в свой старенький дом с печкой.

Однажды в городе объявили “зеленый коридор”. Автомобили двинулись по перекрытым дорогам, и как-то случайно Алина заметила возле заброшенного дома родительскую машину.

— Люди, приютившие моих родителей, вышли и пригласили нас в их дом. Мы просидели у них четыре дня: первые дни стреляли по левому берегу, у побережья. На четвертый день мы проснулись от взрывов. Нашим единственным укрытием была ванна, потому что там не было окон.

Мы провели там более шести часов, не выходя. Сидели и слушали: не прилетело ли по нашему дому.

Люди в доме оказались на линии перекрестного огня: россияне атаковали с моря, а ВСУ выбивали их из города. Когда начались уличные бои, пули прямо-таки летали по дому.

Для Аделины мы постелили шубу в ванной. От стресса она теряла сознание, а еще… поседела.

Читать по теме

”Я очень плохая. Потому что у хороших девочек мамы не погибают”. Как война влияет на детскую психику

Психотерапевт рассказала, как меняется поведение детей во время войны.

Эвакуация

Из-за звуков канонады боев жители дома не сразу услышали, что в дверь кто-то стучится. Когда незнакомец заговорил на украинском, стало спокойнее. Военный ВСУ спросил, чей автомобиль стоит у дороги: им необходимо было вывезти раненых. Пообещали через два часа вернуть — мужчина должен был подняться за ним на оговоренный склон.

Через несколько часов Богдан пошел за автомобилем, но бои становились еще сильнее. Внезапно отец, несколько минут назад выходивший на перекур, залетел в дом и сказал: военные дают им 20 минут на эвакуацию, потому что скоро начнется полная зачистка.

Богдан вернулся чуть ли не в последний момент: кричал, что надо немедленно убегать. Так два автомобиля под постоянными обстрелами вылетели со двора дома, ставшего временным убежищем.

— Я накрыла дочь одеялами и старалась обнять так, чтобы она не видела всего, что творилось вокруг.

Морской бульвар был полностью усыпан трупами. Каждый квадратный метр — тело. Кто без головы, кто полностью разорван.

Они хотели вернуться в родную квартиру: в тот момент, когда уже могли увидеть свой дом, на квартиры жителей направил дуло вражеский БТР.

При выезде из города на вражеском блокпосте хотели арестовать отца Алины: что-то в его документах не понравилось россиянам. Чтобы допросить всех, оккупант сел в автомобиль, где была Алина и ее дочь.

Аделина, между прочим, знала все о ситуации: родные говорили с дочерью откровенно, называя путь русскому кораблю, обсуждая оккупантов и происходящее вокруг. Так что когда к машине направился россиянин, мама успела попросить Аделину: “Ни слова, пожалуйста”.

Но когда он сел к нам в машину, она спросила: “Мам, а это орки?” Слава Богу, он этого не услышал.

Когда пришло время фильтрации, им удалось поселиться в заброшенном доме. Там иногда ловил интернет, поэтому все начали чистить свои телефоны. У каждого были знакомые и друзья из Азова, так что все просматривали каждую страницу в социальной сети, YouTube и пытались избавиться от всего компрометирующего.

Фильтрацию прошли в местном оккупационном отделении милиции, которое установилось там еще с 2014 года. Осмотрев телефоны, обыскав на наличие тату и сфотографировав со всех сторон, оккупанты еще сняли отпечаток ладони и выдали справку — можешь выезжать.

УП.Життя

Дорога к безопасности

Ехать пришлось через Россию: и там над украинцами издевались, как могли. 17 часов они ждали, чтобы пересечь границу с Россией, а затем еще пять часов стояли, чтобы наконец въехать на территорию страны-агрессора.

В Ростове переночевали у друга отца Алины, который адекватно воспринимал все и войну не поддерживал. Выдохнув от того, что пережили, поехали в Москву, потому впереди был большой километраж. Затем их ждала дорога в Латвию, потом — в Литву, и наконец — Польша.

Месяц мы были в Польше у моей 17-летней сестры. Она все это время не знала, живы ли мы. Читала только новости о том, как Мариуполь бомбят.

Уже будучи в Европе, к каждому стало приходить осознание — работы больше нет и денег тоже. В чужой стране тяжело стало и дочери. А еще они вывезли из Мариуполя своего кота, но вынуждены были оставить его у друга папы в Ростове. Дочь и сейчас скучает по своему любимцу.

Однажды подошла к маме и попросила номер Владимира Зеленского.

— Зачем тебе, доченька?

— Когда ВСУ начнут стрелять по России, мне нужно сказать, чтобы он не стрелял там, где мой кот.

История еще одной мариупольчанки просто шокирует: женщина потеряла в городе самых родных людей, но смогла выбраться из ада и начать сначала жить на чужбине.

Подписывайся на наш Telegram и следи за последними новостями!