“Сестра из Подмосковья не поверила, что нас обстреляли”: как живут приграничные села Сумской и Черниговской области и что изменилось после войны

Последние несколько километров до Сеньковки в Черниговской области военные просят нас проехать как можно скорее. Дорога опасная. Россияне видят, кто едет. “Есть участок особенно опасный, они уже пристрелялись и легко попадут в цель”, — говорит сопровождающий нас военный из OK Південь и советует надеть шлемы.

Когда съемочная группа будет в центре села, вражеский дрон рядом с нашим авто сбросит взрывчатку. Как следствие — выбитое окно и пробитая дверь.

До последнего верили, что по ту сторону границы — друзья

Сеньковка — село уникальное, расположенное на границе сразу трех государств. Здесь совсем рядом и Россия, и Белорусь. На пункте пропуска даже установили знак — три сестры. Кафе Три сестры, украшенное тремя флагами, принимало посетителей, пока через границу не пошли вражеские танки. А местные верили, что по обе стороны — друзья.

Мы несколько минут едем абсолютно пустыми улицами, пока встречаем Владимира. Мужчина несет воду домой, живет сам.

“Нас обстреливали с Градов, окна вылетели, калитка” (на границе говорят суржиком — смесь украинского, русского и белорусского). Мы нашли в сети комментарий Владимира для местного канала буквально за месяц до войны. Он в нападение не верил, верил в дружбу троих государств.

Утром 24 февраля со стороны, где, как он считал, живут друзья, прилетели Грады. Мужчина показывает побитые окна его дома.

— Затянул плёнкой, на осень нужно будет обновить. У меня пленка есть, стекла нет, не буду вставлять. Я не ждал, как так: дружно жили. Но что случилось, то случилось. Я решил не уезжать — мне некуда.

Недалеко в поле работает еще один местный житель, тоже Владимир. У него небольшое хозяйство — старенький конь Орлик пасется на поле, выходящее на саму границу. “Вот оттуда в основном стреляют”, — там, куда показывает Владимир, виднеется голубовато-белый пограничный знак.

Раньше у нас с соседями были связи. А теперь все, все закрыто, никаких отношений не будет.

Как и во всех приграничных селах, здесь были крепкие родственные отношения с соседними государствами. На одной из улиц встречаем Тамару — здесь живет вместе с мужем-пенсионером. Говорит быстро, в ее языке особенно ярко ощущается местный акцент.

Наша съемочная группа общалась с женщиной в прошлом году, когда делала сюжет о бряцании оружием на границе. Тогда она тоже уверяла нас, что война невозможна.

Сложно поверить, что будут стрелять из края, где родился.

— Я сама из России родом, из Брянска, но сюда замуж вышла, 38 лет здесь прожила. А себя считаю украинкой — здесь выросли дети и внуки.

Теперь Тамара те же слова произносит со слезами. Дом у женщины — добротный, а двор засажен цветами. Несмотря на войну, не забросила хозяйство, хотя и ее дом зацепило.

— Побило окна, крышу. Мою коровку убило. Вот здесь стояла, наша кормилица была. Планируем выехать в соседнее село, где у нас тоже дом есть — только картошку выкопаем.

Самая большая трагедия, говорит Тамара, что родственники в России в ее беду не верят. “Сестра в Подмосковье живет, не верит и уже не звонит”.

Когда мы общаемся с Тамарой, раздаются несколько взрывов. Женщина снова плачет, а ее муж, прислушиваясь к звукам, делает вывод: полетело на Хреновку.

За нашим разговором издали долго наблюдает Анатолий. Пожилой мужчина, здесь тоже всю жизнь прожил. Мы с ним общались и два года назад, и в 2014. Вот что он рассказывал тогда о соседях россиянах и белорусах: “Туда же, как приедешь, так люди гостеприимные, напоят, накормят, как заблудишься, домой заведут”.

Он повторил почти те же слова, когда мы встречались в прошлом году. Теперь он о войне говорит неохотно: “Политики сами разберутся, во всем виноваты политики”.

— Вы раньше говорили, что люди здесь тесно связаны с Россией?

— Ну, как связаны, у нас здесь родственные связи. Тот туда женился, тот сюда, здесь языки смешанные.

— Вы сами от войны пострадали?

— Пострадал, все побито. Моя дочь из дома голая выскакивала.

— Родственники знают в России?

— Связи нет. Не общаемся. В первый день жена звонила, так они не поверили. Она говорит: у нас всю улицу разбило, а родственники не верят: говорили, что такого не может быть.

Рядом с домом Тамары разрушен соседский. Сквозь дыру в стене просматривается беленая сельская печь. В селе и до войны было мало жителей. Выживет ли теперь, местные не знают.

Оккупанты ожидали, что их встретят хлебом-солью

“Будьте осторожны, с дорог не сворачивайте, чтобы не наткнуться на мину”, — нам желают счастливого пути на последнем блокпосте возле села Большой Бобрик в Сумской области. Навигатор ведет по плохой полевой дороге — еще хуже она на въезде в село.

Я бывала здесь дважды с 2014, и дорога здесь та же. В центре нас встречает староста Лариса Кременная.

— Есть несколько точек, куда мы не можем попасть — это пункт пропуска. Очень опасно. Граница вот за той посадкой, — кивает на лесополосу где-то в километре.

А потом Лариса просит не показывать в ту сторону руками, потому что россияне все видят.

Лариса везет нас по селу. Рассказывает: беды россияне наделали с водой, разрушили одну из водонапорных башен. Вот тут в дом Град попал. Фермерское хозяйство было обстреляно. Технику побило.

Фермер просит не называть его имени, показывает нам видео — осколками иссечена техника. Село не было оккупировано, россияне проходили через него транзитом.

— Мы еще за три дня слышали у границы гул. Технику прогревали. А мы думали, что это учения. В четыре утра 24-го поняли, что не учения. Их очень много шло, колонны длинные. Зашли в сельсовет. А я тогда была в помещении, говорю: “Закрывайте дверь, у нас отапливается”, — рассказывает Лариса о своей смелости.

— Они предлагали сотрудничество: “Изменится власть, будете работать”. А я говорю: “Нет, ребята, я украинскому народу служу”. Россияне с той стороны говорили: “Вот мы к вам теперь машинами будем ездить”. Нет, не будет вы к нам ездить.

Хотя родственные связи были тесными, они же в нашу школу ходили, и пограничные русские села говорят по-украински.

Рядом с сельсоветом — музей Павла Грабовского. Выдающийся поэт здесь родился. Надежда Скоропад уже много лет возглавляет этот музей, и, к счастью, все удалось спасти, ничего не повреждено.

Она ведет нас к стенду, который рассказывает о совместных празднованиях в селе.

Вот здесь русские бабушки, вот. Я ведь сама, кстати, в России родилась. Но здесь всю жизнь прожила. Там мой родительский дом, и знаете, как больно стало — то, что должно быть мамой, стало мачехой.

— Жителей приграничья волновало, чтобы пункты пропуска работали, но только потому, что родственники там живут. Все глубже нас не интересовало. Но теперь все изменилось — никаких связей.

Когда мы в прошлом году посещали Грабовское, продавщица в местном магазине жаловалась, что из-за закрытых границ покупателей-россиян нет, упали доходы. Оккупанты же заходили в этот магазин и обворовали его.

Разделенное границей пополам село Рыжевка под постоянными обстрелами

Наверное, сегодня туда нельзя. Утром стали стрелять.

Мы уже час сидим в кабинете председателя Белополья Юрия Зарко. Ждем, не угомонится ли враг. Но он с самого утра бьет по Рыжевке. Мы хотели попасть именно в Рыжевку: село разделено границей пополам. Там даже один из домов выходит на два государства.

Местная жительница, пенсионерка Галина Будилина, живущая в том доме, была героиней многих материалов о приграничных территориях.

Староста Рыжевки Александр Чех заходит в кабинет решить текущие вопросы. “Без комментариев”, — отвечает на нашу просьбу поговорить. И уходит. Мы с ним тоже уже общались — мужчина год назад говорил о двух проблемах: плохих дорогах и закрытом пешем пункте пропуска.

Для местных было важно, чтобы он работал, потому что по ту сторону — родственники.

В конце концов поездка отменяется. Мы едем в соседнее село Искрисковщина. “Вот там граница, мы едем по улице, которая фактически простреливается”, — замечает Алексей Миллер. Центр села сожжен почти дотла. От школы остались только стены.

— Она уже год, как не работала, но школа — это центр села, и мы хотели ее когда-то восстановить. Вот мастерская, наши руки и сожженные станки. Через дорогу полностью разбитое училище. Но люди в селе есть, здесь осталась фельдшер, сюда регулярно приезжают мастера налаживать после обстрелов интернет.

Мы в сентябре праздновали день села, в честь освобождения села от нацистских захватчиков день выбрали, памятник погибшим в войне повредили во время российских обстрелов. Я не знаю, можно ли это вернуть, можно ли отстроить.

Любые отношения с Россией невозможны

64% украинцев уверены, что возобновить дружеские отношения с Россией невозможно. Об этом свидетельствуют результаты исследования группы Рейтинг за апрель. Еще 22% считают, что это может произойти через 20-30 лет.

В июле настроения украинцев изучил Киевский международный институт социологии. 79% опрошенных считают, что границы должны быть закрыты. И по сравнению с февралем таких людей увеличилось на 35%. 89% против возобновления любых отношений. Еще до полномасштабного вторжения таких было всего 52%.

Более категоричны настроения украинцев по отношению к россиянам становятся чуть ли не каждый день. А вот готовы ли мы на территориальные уступки перед врагом, можешь узнать в нашем материале, да и сам(-а) сказать — отдадим ли мы свои территории империалистам или нет?

Подписывайся на наш Telegram и следи за всеми новостями!