Как изменили супругов и жизнь страны три года президентства и война — большое интервью Владимира и Елены Зеленских

Это первое интервью с начала войны президента Владимира Зеленского и первой леди Елены Зеленской, которое они дали вместе.

Интервью в честь третьей годовщины со дня инаугурации Владимира Зеленского провели ведущие телеканала ICTV Вадим Карпяк и Елена Фроляк.

Оказалось, что это интервью для президентской пары было своеобразным свиданием. Во время разговора мы узнали, что они редко виделись все три месяца войны. Супруги шутили, что для них это возможность побыть вдвоем, несмотря на нас и съемочную группу, — говорит Вадим Карпяк.

Ведущие сравнили, как изменились супруги и их жизнь за три года.

— Владимир, как вам после трех лет в украинской и мировой политике?

— Для меня сегодня, я думаю, больших изменений в ценностях точно не произошло. Большая мировая политика для меня, в первую очередь, — это место Украины. Тогда это была больше мечта политического опыта. Тем более дипломатического опыта у меня не было — от слова “совсем”.

И сегодня я понимаю, где место Украины. Я честно борюсь за это место вместе с нашим народом и вместе с армией — всеми. Потому что в этой войне борется за место не только на нашей территории, а в мире.

Не хочется, чтобы мы…. извините за сравнение…. застряли в зубах великих империй. Да, мы точно не империя и мне это очень нравится, импонирует, что мы другое государство. Совершенно другая ментальность. Мы и не хотим, даже если бы у нас была возможность.

Я считаю, что самый главный наш курс — место Украины среди равных. Это потом проявляется в Евросоюзе либо в тех или иных оборонных союзах, либо в альянсах, либо в числе гарантов безопасности — это уже результаты этой последовательной политики.

Несмотря на войну, эту последовательность я вижу, и мы идем по этому пути. Наши люди — люди года. Все это заслуга нашего объединения.

Поэтому все ордена, медали, премии, названия улицы или площадей, которые адресованы мне, они точно адресованы не мне, а тем, кто защищает наше государство каждый на своем месте.

— Елена, если возвращаться к тому интервью три года назад, я помню, что вы были не в восторге от идеи мужа баллотироваться в президенты. Прошло три года. Очень многое изменилось, к сожалению, началась война. Как вы сейчас чувствуете себя? Как изменилась жизнь вашей семьи после войны и как изменились лично?

— Я также помню наш разговор и могу объяснить, почему у меня были тогда такие эмоции. Мне кажется, как любая женщина я понимала, что нас впереди — нашу семью, нас вдвоем — ожидают большие испытания, с которыми нам нужно как-то бороться, жить.

И мне как человеку, который хочет покоя, этого очень не хотелось. Но так же я понимала, что он (Владимир — ред.) со всеми испытаниями может справиться. Просто я знала, что это будет тяжело. Легко не было и сейчас тоже нелегко. Кто знал три года назад, что нас ожидает самое страшное испытание — начавшаяся война.

Я не могу сказать, что что-то изменилось с началом этой войны. Он как был надежным мужем и человеком, так он и остался. Его настроения не изменились, его точка зрения не меняется. Семья, как и все украинские семьи, сейчас разъединена.

— У вас мужа война практически забрала…

— Никто у меня мужа не отнимет. Даже война (улыбаются). Но да, он живет на работе. Два с половиной месяца мы вообще не виделись.

Мы держимся, все хорошо, в нашей семье тоже порядок. К сожалению, мы не можем посидеть, поужинать всей семьей, поговорить обо всех делах. Ужинаем по телефону.

То есть, видите, все нормально, шутим, но действительно ждем, что можно будет объединиться снова, как и все семьи в Украине, которые разъединены сейчас и хотят снова быть вместе.

— Владимир, что вы считаете своим величайшим достижением? Что вам удалось реализовать за эти три года?

— Мне кажется, надо оценивать любой результат, когда ты дошел до конца, и этот результат совершенно понятен. Если говорить о войне, то нужно дойти до конца.

— Вы оказались в ситуации, когда с вами осталось очень мало людей, которые начинали ваш политический путь. Почему это произошло?

— Я думаю, что это отличный результат. Во-первых, это говорит о том, что мои приоритеты — это результат и достижение этого результата с людьми, которые хотят такого результата. Их жизнь не измеряется другими ценностями.

Во-вторых, политика меняет людей. Я просто так не хочу это банальное слово использовать “кумовство”, но я действительно считаю, что нет очень своих и чужих в политике, потому что политика меняет ситуацию — и надо бежать. Война тоже изменила. Не все побежали дальше.

Кто-то побежал в другую сторону, кто-то немного дальше, а кто-то за границу побежал и, может, даже сейчас бежит, но это же люди убегают от себя прежде, а не от Украины, я уверен в этом. Поэтому остаются самые надежные, я уверен в этом.

— Владимир, когда вы стояли на трибуне Верховной Рады, сказали, что не мы эту войну начали, но нам ее заканчивать. Тогда вы верили в то, что ее можно закончить по дипломатическому пути.

Сегодня, когда идет широкомасштабная война, разумеется, мы победим ее только на поле боя. Когда вы впервые это поняли и почему мы его не победим дипломатически?

— Когда я впервые это почувствовал, если можно, сегодня я не буду отвечать на этот вопрос. Я точно знаю, когда понимание ко мне это пришло и какой я выбор сделал, к чему как стал относиться и к чему готовился.

Поэтому я считаю, что это ответ не к сегодняшнему дню, но все же содержание слов, о котором вы только что говорили, изменилось. И не мы начинали — это правда, но нам заканчивать войну.

Я думал, что закончить можно чисто диалогом. Сейчас я понимаю, что окончание тоже будет дипломатическим. Само окончание. Но, к сожалению, я думал, что это диалог, у которого есть соответствующий термин, что в этом диалоге можно будет найти ответы на многие вопросы с российской стороной.

А теперь это как автомобиль — не бензиновый и не электрокар — гибрид. Поэтому и война такая сложная, и победа будет очень сложная. Она будет кровавая и точно будет в бою, но концовка будет в дипломатии.

Потому что есть некоторые вещи, которые кроме стола переговоров мы не сможем завершить. Мы ведь хотим вернуть все, а Российская Федерация не хочет ничего отдать.

— А если вернуться к тем дням перед войной, вы нервничали немного, когда западные разведки так настойчиво рекомендовали готовиться к вторжению.

Вы говорили: “Слушайте, не сейте панику, у нас все под контролем”. Вы действительно не верили, что у нас начнется война?

— Мы жили в постоянной войне. Она была гибридная. Вы помните вырубку разных сайтов, я уже не хочу говорить о правоохранительных органах и нашей разведке. Давление было еще задолго до полномасштабного вторжения России в Украину.

Мы понимали, что проходит подготовка. Объем или наглость того, результат чего мы увидели вместе с вами, никто не понимал до конца.

Одно дело, когда ты понимаешь, что Россия пойдет на тебя через Беларусь. А другое дело — когда именно из Беларуси на тебя летят ракеты.

Это такая разница. Кажется, что она маленькая. Предупреждали, что с той стороны может начаться наступление техникой. Но разница большая, с кем ты воюешь: с силами и средствами, которые проходят через Беларусь и идут в Украину, или воюешь с двумя странами. Дьявол в деталях.

Поэтому никто не знал до конца происходящего. Все готовились по-разному. У нас была своя подготовка. У разведок разных государств наших партнеров была своя подготовка и свои предупреждения.

Большими деталями, чем мы владели, ни у кого не было. Я бы начал этот разговор об этом наступлении с сентября-октября, если честно. Гибридный артобстрел начался еще осенью.

— Господин президент, как мы были готовы в военном плане к 24 февраля? К примеру, я живу в Буче, и для меня стало сюрпризом, как быстро российские войска оказались фактически под Киевом. Мы готовы к этому?

— Российская Федерация использовала абсолютно все силы, даже резервы — тихую мобилизацию. Она была не громкая, потому что мобилизация — это когда идет война.

Войну они нам не могли объявить — назвали это военной операцией. Они перебросили многие войска — сосредоточение было и в Крыму, и в Беларуси. А так вдоль границ ничего не происходило. Все было, как и когда были учения еще за год до того.

Так и не увеличивалось — они отходили, проводили ротации, снова приходили и т.д. Это действительно очень большой объем. Я думаю, что на сегодняшний день с таким объемом ни одна страна Европы не справилась бы.

Мы в 28 раз меньше по территории (чем Россия — ред.). И когда на тебя наступает большая армия, ты не можешь сосредоточить силы, например вокруг Киева. Тебе нужно обеспечить ПВО, технику, БМП и т.д. А самое главное — профессиональных военных.

Мы благодарны ТрО. Все это количество техники и военных, извините за сравнение, размазано по всей территории. На такую ​​территорию нужна армия не 250 тысяч, а боевых было 120 тысяч. Это был первый указ в начале 2022 года — плюс 100 тысяч (военных — ред.) на следующий год.

Но плюс 100 тысяч не могли бы остановить их. Сегодня вы видите результат, что вместо 100 тысяч воюют 700 тысяч.

Не хочу сейчас обсуждать НАТО, но в странах НАТО есть соответствующее оружие: есть Patriot (ЗРК), ПВО, которые способны защитить небо от тех первых ракетных ударов, из-за которых мы потеряли ПВО.

И люди стали бежать. Вы помните, что был такой небольшой хаос — были пробки, люди бросали авто. Это все помогало врагу, а не наоборот.

Смотри полное интервью Владимира и Елены Зеленских.

Первая леди Украины Елена Зеленская бок о бок работает со своим мужем, президентом Владимиром Зеленским, ради победы нашей страны. Читай интервью первой леди о войне в Украине.