Она успела увидеть войну с разных сторон: Донецкая область, лесополосы на середине нулевых позиций, Курское направление, где каждый третий автомобиль, который выезжал, сгорал под обстрелами. Но она оставалась там, где была нужна больше всего.
Ее путь мог быть совсем другим: в день начала полномасштабного вторжения она получила подтверждение годовой стажировки в США. Однако выбрала фронт — и решение, которое тогда казалось импульсом сердца, со временем стало ее новой профессией и призванием.
Журналистка Вікон пообщалась с медиком эвакуационной группы аэромобильного батальона 95-й бригады Викторией Шлапак о работе, в которой решающими становятся секунды и точность каждого решения.
— Виктория, вы работали переводчицей в Великобритании. Где именно и с кем сотрудничали?
— Я работала на военных базах в Великобритании. До этого я и училась там в университете. А после начала полномасштабного вторжения я волонтерила, и вскоре у меня появилась возможность стать переводчиком.
Начинала с курсов базовой подготовки, затем работала на курсах слаживания морской пехоты, а завершала свою переводческую карьеру уже на программах для офицеров высшего звена — там обучали планированию масштабных операций.
Я оставалась гражданской, но фактически работала на войско: переводила не только для британских инструкторов, но и для военных из других стран-партнеров.
— Полномасштабное вторжение застало вас в Европе. Где именно вы были 24 февраля?
— Полномасштабное вторжение я встретила в Шотландии — и именно тем утром, 24 февраля, мне пришло подтверждение стажировки в США. Осенью 2022 года я должна была поехать в Филадельфию на год, но в один момент эта возможность перестала иметь значение. Карьера и планы отошли на второй план, все исчезло из мыслей. Единственное, о чем хотелось думать, — как быть полезной Украине уже сейчас.
Желание присоединиться к войску появилось у меня сразу после начала полномасштабного вторжения. Работа переводчиком тогда стала для меня своего рода тормозами: я понимала, что пока приношу пользу именно там, останусь. Но со временем все чаще думала о том, чтобы присоединиться к войску. Хотелось делать больше для страны и быть рядом с военными, а не со стороны.
— Почему выбрали именно 95 бригаду?
— Со времен Британии я много работала с ДШВ, и они вызывали у меня невероятное уважение, поэтому решила выбрать одну из самых мощных бригад.
Взвесила, что сейчас является наиболее необходимым, и приняла максимально рациональное решение. Учтя свои сильные стороны, потребности на войне и тонкости украинского войска — я выбрала именно работу медика эвакуации: боевая медицина всегда мне нравилась, и это та роль, в которой я могу быть максимально эффективной.
Я никогда не была медиком, но хорошо знала тактическую медицину, потому что изучала ее, переводя инструкторов.
Именно это и подтолкнуло меня присоединиться к 95 бригаде. Слышала много о медиках 95-й, поэтому и решила присоединиться.
— Помните свой первый день в подразделении?
— Очень четко. Меня привезли ночью на точку. Встретили с предвзятым отношением. Среди темноты, техники и людей, которые только что вернулись с выездов. И первое, что я услышала, — не приветствие, а вопрос: Зачем ты сюда пришла? Какие гештальты закрывать?
Со временем в процессе работы все наладилось и стало на свои места, и мы очень быстро начали работать как команда.
— Что для вас самое тяжелое в работе медика эвакуации?
— Бессилие. Когда дроны контролируют воздух настолько плотно, что никто не может подъехать. И ты никак не можешь повлиять на то, что будет с военнослужащим. Это, наверное, самое тяжелое!
Когда ни одна из групп эвакуации не может подойти ближе. Ты знаешь, что там раненый, а подступиться невозможно. Это самое страшное — когда шанс есть, а возможности нет.
Мое знание языков очень помогает — это неотъемлемая часть меня навык в моей работе. У меня осталось много знакомых в Великобритании, а еще со времен волонтерства у меня были контакты и в Украине: мы ездили в Донецкую область, передавали автомобили, дроны, помогали всем, чем могли.
Эти люди — и иностранцы, и украинские общины за границей — остались рядом и сегодня. Кроме того, я часто общаюсь как сопровождение бригады с различными иностранными организациями, которые поддерживают нас и помогают в разных направлениях.
— Был период на Курском направлении. Что там происходило?
— В моем окружении нет медиков, которые бы считали количество эвакуированных или могли назвать точное число. Но был период, когда мы вывозили очень много военных — это было на Курском направлении.
За день у нас было по 5-6 выездов, и за один выезд — от 5 до 8 человек. Среди них были раненые разной степени тяжести. Приходилось сортировать, максимально быстро и эффективно оказывать помощь каждому. Как-то так.
— Есть ли история эвакуации, которая запомнилась вам больше всего?
Есть. Один из самых тяжелых моментов был тогда, когда мы везли сразу восемь раненых. Это был единственный доступный маршрут. Мы знали, что он постоянно обстреливается и прицельно контролируется врагом с воздуха.
Это дорога, на которой практически каждая третья машина, выезжавшая по ней, сгорала. Помню, как по дороге мы подбирали еще и раненых из других бригад — их машину подбили, и они ждали просто на обочине этого маршрута. Это был момент, который очень впечатывается в память. Запомнился этот счастливым стечением обстоятельств.
— Помните слова, которые чаще всего говорят раненые в дороге?
— Всегда одно и то же: самые близкие люди. Дети, жены, любимые. Спрашивают про побратимов, которые были рядом в момент ранения: А как там условный “Серега”? И очень часто — искренняя фраза о том, насколько ужасна война.
— Какие ранения сейчас самые распространенные?
— Самые распространенные ранения сейчас — это огнестрельно-осколочные, особенно из-за сбросов дронов. Очень много ампутаций — как после дронов, так и после СВП.
И практически всегда нам приходится стабилизировать людей прямо в автомобиле: катетеры, инфузии, контроль кровотечения — все делаем на ходу. Это стандарт нашей работы, потому что времени часто нет совсем, и все происходит максимально быстро, прямо в дороге.
Иногда удивляет, как ребята реагируют на те или иные ситуации. Они часто держатся шутками, даже в очень сложные моменты.
Самое распространенное — это страх перед катетером или уколами. Бывает, боец с серьезным ранением реагирует на иглу сильнее, чем на саму свою травму. Другие раненые рядом подшучивают, шутят — и сразу всем поднимается настроение.
— А была история, которая согрела вас, несмотря на весь хаос?
— Да. Один водитель-ампутант после сброса дрона. Он попал ко мне на эвакуацию. Ему нужно было установить внутривенный доступ. Он был крепким, а кровопотеря значительной. Когда я пыталась найти вену, он улыбнулся и сказал: Вика, я верю в тебя, давай.
А я его даже сначала не узнала. Потом поняла — он раньше привозил нам раненых квадриком.
— Что держит вас, когда становится тяжелее всего?
— Мысль о том, кем бы я была сейчас, если бы не здесь. И каждый раз эта альтернатива мне не нравится. Потому что это была бы измена самой себе. А я хочу быть честной с собой.
— Как видите свою жизнь после победы?
— Не совсем в гражданской сфере. Я вижу себя связанной с военным делом — в восстановлении страны, в развитии армии, в передаче нашего опыта союзникам. И чтобы не допустить этого сценария в будущем. Чтобы все потерянное было не зря.
Женщины на фронте — от кухни до минометов и дронов. Истории героинь, которые меняют представление о службе в ВСУ.
Больше видео? Не вопрос! Эксклюзивы, интервью, смешные Shorts и не только – скорее на Youtube Вікон. Твой уютный канал!



