Армии нужны женщины, но никто не думает о том, что все должно быть подготовлено, чтобы принять их! Интервью с ветераном Юлией Шевчук

29-летняя Юлия “Печенька” Шевчук — ветеран, волонтер, инструктор по домедицинской подготовке, парамедик добровольческих эвакуационных подразделений. Позывной Печенька девушка получила еще во время Революции достоинства, потому что постоянно приносила с собой печенье и угощала им людей. До войны она писала диплом. С начала войны в 2014 году Юлия пошла работать парамедиком на скорой.

В 2016 году во время минометных обстрелов получила ранения обеих ног. Юлия — член Женского Ветеранского Движения. Мы пообщались с ней о реабилитации ветеранов, сексизме в армии и будущей победе.

О начале полномасштабной войны

Я понимала, что вторжение может быть, даже уже начинала готовить себя и семью. В декабре решила пройти “технический осмотр” своего организма, подлечиться. Потом решила, что нужно уделить время работе. Позже заболела Covid-19, как только выздоровела, через два дня началось широкомасштабное вторжение России в Украину.

Я была в таком полуразобранном состоянии. В тот момент у меня было общее дело с моим парнем. Мы занимались медицинскими расходниками. Часть тех медицинских расходников решила просто в ноль закупить у своих знакомых. Мы на тот момент ничего не зарабатывали на этом. Тогда они “зависли” на почте. Это был дополнительный стресс. Война, широкомасштабное вторжение несется, а у меня посылка задерживается на каком-то логистическом складе. Часть не сделали и сказали, что не будут. Часть денег уже перевели, ты не понимаешь, что будет: как их возвращать, что с расходниками.

Было такое непонятное состояние, даже мои планы о том, что я сразу окажусь в Госпитальерах, не сбылись.

Заранее познакомилась со своим экипажем, с которым должна была работать на случай широкомасштабного вторжения. Но в тот день девочка из моего потенциального экипажа сказала, что в ближайшие две недели не сможет присоединиться.

Парень из того экипажа сообщил, что в муниципальном карауле, его приобщили к патрулированию города. В первый день доехала до базы, но у меня собака лабрадор, через несколько часов позвонили и сказали забрать ее. Приехала, сказала Госпитальерам: “Добрый день”, а потом: “До свидания” и уехала к собаке. Любимца оставили в том же месте, просто у него был стресс. После этого поехала в военкомат.

Читать по теме

Где бы я ни была, в Украине я — дома! История военной Хулиганки о решении пойти воевать и сильных украинках

Военная рассказала, что помогает держаться на фронте и что думает о фейках россиян.

О решении касательно военной службы

На следующий день, когда уже решили проблему с собакой, пыталась вызвать такси к месту Госпитальеров. Никто эти заказы не брал. Единственное место, куда смогла вызвать такси, — военный комиссариат. В принципе, мне и сказал этот человек, что он взял заказ исключительно потому, что это был военный комиссариат. Я понимала, что буду участвовать (в военной службе — ред.) в любом случае. Просто на тот момент у меня были сомнения: это будут Госпитальеры или все-таки военкомат.

У меня несколько образований, но именно медицинское — незаконченное. Законченное — физический терапевт, эрготерапевт.

Я не хотела, чтобы люди умирали без медицинской помощи. Знаю, что когда обостряются военные действия, очень велика потребность в обученных медицинских руках. Поэтому это была моя мотивация. На мою страну напали в 2014 году. Тогда я училась в университете, на тот момент не ощущала в себе такой силы. Приобщалась к тому, что умела. Проходила всевозможные курсы.

Когда почувствовала достаточный уровень компетенции, чтобы обучать военных — начала это делать. Когда поняла, что у меня есть уровень компетенции, чтобы работать на волонтерской скорой — делала это.

Когда началось широкомасштабное вторжение, понимая, что у меня есть опыт как инструкторский, так и работы на скорой, знала, что найду, где применить знания в армии.

Мотивация участия в войне проста: чем меньше людей погибнет без помощи или из-за неправильно оказанной, тем меньше боли будет в этом мире и Украина скорее победит. Если я могу как-нибудь приобщиться к этому, то буду делать это.

Об отношении общества к военным

До 2014 года адекватного отношения к военным в обществе не было. Это демонстрировалось и политикой, и тем, как мы распродавали все возможное оружие, как выделялся бюджет и т.д.

В 2014 году это отношение несколько изменилось, но не тотально. Изменилось у определенного процента населения на время, пока не поняли, что конфликт локализован. А до другой части так и не дошло, что случилось.

Также не было четкой артикуляции о том, что это война, что мы воюем с россиянами. Хотя, в принципе, любой толковый человек мог понять то, что тяжелая техника не берется в сельхоз магазине. Оружие в таком количестве и патроны к нему тоже должны откуда-то браться. Если берут в плен кадровых российских военных, еще и целыми подразделениями, то они не случайно оказались в Донецкой и Луганской области.

Но мне кажется, что это просто человеческая особенность: тебе хочется находиться в безопасности, знать, что ты хороший человек и с тобой ничего плохого не случится. А все остальное максимально вытесняешь. Это затронуло определенный процент населения, поэтому было такое отношение.

Когда началось широкомасштабное вторжение и когда фактически каждая область Украины испытала на себе опасность, это коснулось гораздо большего количества населения. Мне кажется, что сейчас я не знаю ни одного человека, который лично не знал кого-то, кто воюет, или у него не было члена семьи, который воюет или воевал. Это приобрело больший масштаб, поэтому и отношение несколько изменилось.

Но в то же время наблюдала: когда из Киевской области уже выгнали россиян, то большое количество людей стали хотеть жить так, как жили до полномасштабного вторжения.

Например, те же подразделения терробороны начали активно просить с тех мест, где они находились. С добровольческими подразделениями тоже. Например, просили освободить помещение, потому что должны студенты заезжать на учебу.

Читать по теме

В первый раз это трудно пережить. Биолог Рина Резник о работе медиком на фронте и болезненных потерях

Читай историю боевого медика Рины Резник — в материале.

Какой-то процент начал это обесценивать, а другой — продолжает приобщаться и помогать. Это гораздо более массовое явление, чем в 2014 году. Когда по тебе уже фактически не стреляет, то определенное количество людей начинает расслабляться, не думают так активно: “А что там войско, а чем ему еще нужно помочь?”

Но также читаю посты в социальных сетях, что с военных не хотят брать средства в определенных местах. Я, например, обращалась между ротациями за определенными медицинскими услугами, мне их предлагали бесплатно. Поэтому часть помощи явно уменьшилась, об этом говорят и военные, и волонтеры, но она более масштабная. Люди до сих пор больше заряжены, чем в 2014 году.

Когда-то в 2016 или 2017 году слышала в такси жалобы по типу: “Развелось тех военных теперь, поприходили”. Вроде бы слишком мешают мирному населению жить. Что-то похожее несколько раз слышала от знакомых даже сейчас.

Помню не очень хорошую ситуацию, с которой столкнулась в такси. В июне прошлого года у меня была травма обеих ног. Очень долго находилась в Киеве на восстановлении, ездила в реабилитационный центр. Однажды должна была поехать к подруге. Таксист остановился неизвестно где, а я в тактической одежде была. Пока я до него доковыляла, прошло некоторое время ожидания. Я ему еще сказала, что меня нужно подвезти прямо под дом, потому что я плохо хожу. Еще разбиралась со службой такси на этот счет. Потому что сейчас очень много может быть таких плохо ходящих пассажиров в военной одежде. Может, нужно что-то с этим сделать?

Части людей это не коснулось, поэтому они до сих пор считают, что они нас туда не посылали и не просили защиты. Ничего с этим не поделаешь.

Читать по теме

Бороться не только с врагом, но и с системой — военная об отношении к женщинам в армии и попытках что-то изменить

Военная рассказала о предвзятом отношении к женщинам, которое до сих пор присутствует в армии.

Об ожиданиях от контрнаступления

Меня беспокоят эти большие ожидания контрнаступления, чуть ли не с пивом и попкорном. Потому что контрнаступление и любые наступательные действия для медиков сложные. Фактически работаешь почти круглосуточно, без отдыха, видишь очень большой объем человеческих потерь: раненых или погибших.

Наступать гораздо труднее, чем обороняться. Каким бы удачным ни было захват 1 км, 20 км или даже 30 м — все равно наступательные действия, к сожалению, сопровождаются потерями людей. Мне лично очень сложно представить, как это можно наблюдать с попкорном.

Как можно прийти и сказать военному: “А когда вы уже там в наступление, а чего вы до сих пор не отвоевали то и то?” Тебе просто хочется этого человека вернуть в реальность.

О сексизме и дискриминации в армии

Перед Женским ветеранским движением был такой проект, который назывался Невидимый батальон. Эта платформа сформировалась вокруг фильма Невидимого батальона, но туда потом присоединилось больше активных женщин-ветеранов. Позже начались разговоры о создании движения.

Попробовали лоббировать эту идею, чтобы расширить список должностей, доступных женщинам. Потому что у женщин не было возможности занимать определенные должности достаточно долгое время. Их записывали швеями, медиками, кухарками и т.д. А потом возникает вопрос: “Почему человеку с такими должностями нужно давать орден За мужество?”, как было с Андрианой Сусак.

Тогда удалось с помощью грамотной адвокации продавить эти должности. Это была не только грамотная адвокация, еще подсвечивались кейсы о том, что женщина может быть в армии, может быть эффективной, и что женщины действительно этого хотят.

Из-за того, что это сопровождалось адвокацией, работой в медиа и работой с военными, на время действительно ситуация стала меняться в определенных подразделениях.

Независимо от того, есть должности или нет должностей, некоторые подразделения принципиально, говорили: “Мы женщину не будем брать”. Поскольку армия реально стала более профессиональной на тот момент, то определенный уровень этих предубеждений снизился.

Но с началом широкомасштабного вторжения туда начали приходить люди, не имевшие отношения к войску. Поэтому я не могу сказать, что увидела разительные отличия сейчас и после начала войны на Донбассе. Но и не могу сказать, что часто сталкивалась с откровенным сексизмом.

“Возможно, ты посидишь на третьей линии? Возможно, не будешь туда ехать. Может, мы без тебя съездим?” Это я просто не воспринимаю. Но такие истории есть. Я бы не сказала, что они куда-то делись.

Я стала с таким сталкиваться реже, потому что меня часто представляют подразделению сначала как человека с опытом или старшего экипажа. Еще за мной стоит мой водитель с весом 120 кг. Почему-то сейчас сильное желание рассказать мне, куда пойти рожать детей, возникает только у очень “странных” и не сразу.

Будем откровенны, с этим женщины сталкиваются чуть ли не в каждой сфере, особенно, где большинство — мужчины. Но с войском эта ситуация ужаснее, потому что, к сожалению… Когда женщин на наших территориях начали активно привлекать в военные подразделения? Во время войны.

В Первую мировую была Елена Степанов, София Галечко — первые женщины-офицеры. Во Вторую мировую. И сейчас.

Армии нужны женщины, но никто не хочет думать о том, что все должно быть подготовлено, чтобы принять их.

Должна быть военная форма под женские параметры, облегченные плиты, подготовленная инфраструктура и работать горячие линии, за которыми женщина может обратиться в случае гендерно обусловленного насилия или сексуальных домогательств, или сексизма. Эта вся система должна работать. Должны быть подготовлены военкоматы, которые будут понимать, что с женщинами можно делать, где они могут служить, как переработать их гражданскую профессию в военно-учетную специальность.

К примеру, мне в 2021 году как добровольцу дали статус участника боевых действий. Я пришла в военкомат становиться на учет как участник боевых действий, и захотела встать на военный учет обычный. Пришла со всеми документами, предупреждала, что я хочу этого. Но мне сказали, что во мне не заинтересованы. “Окончишь свое медицинское образование — тогда приходи”.

Через полгода говорят о законе, что все женщины с высшим образованием должны стать на военный учет. Там расписано, что я должна стать по всем своим высшим образованиям на военный учет, и даже из-за той работы. А мне менее полугода назад военкомат отказал.

Во всем должна быть система. И изменения должны более продуманно происходить. Понимаю, что у нас война. Но все же хотелось бы, чтобы работа велась активнее, чтобы женщине попасть в армию было легче. Знаю случаи, когда девушки приходят в военкомат, проходят медицинские комиссии, абсолютно здоровы, но им все равно придумывают какую-то болезнь, чтобы не брать их на военный учет. Затем подразделение в ручном режиме решает вопросы с военкоматом.

Читать по теме

Она одна из первых пошла в Гвардию наступления! История пограничницы, пережившей ад Мариуполя

История украинской военной, которая ждет мужа из плена и одной из первых пошла в Гвардию наступления.

О реабилитации женщин и мужчин

В 2016 году, через полгода после моего ранения, у меня начало подниматься давление. Его невозможно было сбить. Я вызвала скорую, меня забрали в больницу в терапевтическое отделение. Потом там узнали, что у меня было ранение. Решили перевести в неврологию. Там я пожаловалась на то, что у меня набухают ноги.

Первый врач, пришедший ко мне в неврологию, был психиатр.

Мне рассказывали о том, как должна любить себя, не нервничать и т.д. Тогда у меня поднялась температура более 40°C. Оказалось, что у меня все это время отказывали почки. Маленькая ситуация, но показательная.

Были медики, которые вообще неправильно себя вели. Например, говорили: “Родишь — все пройдет”. Отвечаю: “Что пройдет? Женский организм иначе восстанавливается после родов или что? Или исчезают последствия минно-взрывной травмы?” Хочется, чтобы лечили не пол, а человека.

Неквалифицированность и неумение работать с бывшими военными — это общая проблема, не только женская.

Знаю и мужчин, и женщин, которых лечили объективно ужасно. Также знаю тех, кого лечили хорошо. Хочется, чтобы это изменялось системно.

Сейчас пробуют это изменить. Во-первых, сначала Инджениус делал методические рекомендации для семейных врачей, как работать с ветеранами. Сейчас Женское ветеранское движение имеет схожий проект, но немного глубже, больше подстроено под украинские реалии.

Хотелось бы, чтобы, прежде всего, научились наконец работать с ветеранами обоих полов по доказательным протоколам, объективно и нормально их лечить. Чтобы специалисты знали, умели, понимали всю специфику. Также у женщин-ветеранов может страдать репродуктивная функция. Циститы, перенос тяжелых предметов вредят обоим полам, конечно. Но знаю женщин-ветеранов, которые, к сожалению, не могут родить сами.

Если ветеран потерял(-а) здоровье, профессию или возможность закрыть свои базовые потребности из-за того, что он вложился в защиту страны и людей, то было бы хорошо со стороны государства наявными денежными средствами, и привлекая донорские, приоритетно закрыть хотя бы базовые потребности, связанные с дальнейшим трудоустройством ветерана. Чтобы он/она имел(-а) возможность в дальнейшем закрывать эти потребности самостоятельно.

Большому количеству ветеранов можно помочь малыми финансами и кровью. Дать возможность вовремя пройти чекап и подлечиться/пообщаться с психотерапевтом, обустроить рабочее место или получить небольшую поддержку для открытия своего дела. И от этого выигрывает ветеран, его семья, общество и страна в целом.

К примеру, почему я пошла на физическую терапию эрготерапию? Потому что в какой-то момент поняла, что я в научную карьеру вернуться не могу. Защищала диплом исключительно на силе воли, потому что получила ранение за несколько месяцев до защиты. Я защитила его, но иногда случается так, что ты не можешь прочитать текст. О какой науке может идти речь? Думаешь, кем работать дальше, ищешь варианты.

О победе

Я точно не вижу ее такой, как большинство украинцев о ней думает — о том, что мы вернемся к тому, что было.

Мы не вернемся. Большинство из нас уже совсем другие люди. Те же, но другие. И это уже так не будет, даже если война закончится завтра.

Во-первых, я не вижу предпосылок, что война закончится завтра. Даже не вижу предпосылок для того, чтобы она закончилась через полгода или год. Если даже война закончится через полгода, у нас будет достаточно долгий процесс разминирования и восстановления. Честно, я всей душой верю в нашу победу, в наших людей, но я не так оптимистична, как другие.

О планах

Точно могу сказать, что буду в Украине. Но где буду — не могу сказать. Понимаю, что мне некоторое время захочется отдохнуть, как-нибудь реабилитироваться. А потом хотелось бы приобщаться максимально активно, возможно, к реабилитации, возможно, к каким-либо системным изменениям. Возможно, мой опыт или моя экспертиза были бы кому-то интересны. Уверена, если человек хочет что-то делать, он точно найдет возможность. У меня есть такое желание, поэтому я спокойна.

Пока еще немного побуду в Киеве (на ротации — ред.). Меня отобрали в этом году на Игры непокоренных. Должна поехать на спортивные сборы. Потом хочу снова на ротацию.

Интервью подготовлен командой ОО Украинский Женский Конгресс в сотрудничестве со Starlight Media.

---

Тысячи украинских женщин защищают нас наравне с мужчинами, они достойно выполняют свои задачи и уже имеют планы, которые хотят выполнить после нашей победы. Ранее мы рассказывали историю женщины-бойца с позывным Акула о службе и мечтах.

---

А еще у Вікон есть свой Telegram и Instagram. Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!